| |
МИШКА ЯПОНЧИК, ПУШКА И ЧАСЫ
"...Народ в Одессе весёлый, симпатичный", - писал Юрий Олеша и в том он был, безусловно, прав. А на Молдаванке, где мне посчастливилось провести своё детство, люди отличались ещё и словоохотливостью. Поговорить за жизнь одесситы любили всегда. И до революции, и сразу после неё, и потом уже в моё время, когда СССР казался незыблемым колоссом. В те спокойные годы за жизнь в Одессе рассуждали, то ли фланируя по аллее, ведущей к пляжу в Аркадии, то ли спускаясь в "Два Карла"- в "винарку", названную так по причине своего расположения - на углу улиц Карла Маркса и Карла Либкнехта, то ли просто где придётся. А уж в нашем знаменитом дворе дома ?23 на Госпитальной разговоры ещё иногда сводились и к родившемуся здесь Мойше Винницкому или, как его знала вся Одесса, Мишке Япончику. И каких только историй я не наслушался о своём предшественнике - соседе. Их пересказывали друг другу мы - пацаны, обновляя каждый раз подробностями, подслушанными у взрослых. А некоторые, особо запоминающиеся, были даже подкреплены свидетельствами очевидцев, ещё помнивших те далёкие дни, когда Япончик здесь часто бывал. Будь Мишка Япончик моим современником, и я уверен, что ему была бы уготована блестящая политическая карьера. С его то чутьём... С его способностью предвидеть... Ведь не случайно же на заре советской власти в 1919-м году он чувствовал куда дует ветер послереволюционных перемен и предложил сотрудничество большевикам? Более того, сформировал полк из налётчиков и бандитов, с которым собирался выступить против петлюровцев и армии Деникина. Тогда то и произошло, даже не событие, а всего лишь казусный случай, не только не забытый в нашем дворе, но и обсуждаемый на Госпитальной уже не одним поколением. Формировать полк Япончик собирался не с пустыми руками. Начальнику Особого отдела ВЧК 3-й Украинской армии Фомину, разговор с которым состоялся у того в кабинете, куда, кстати, Япончик заявился сам, он пообещал вооружить своих подопечных самостоятельно. И у него имелись такие возможности. Бандит в Одессе без оружия - это был нонсенс. За два года бесконечной смены власти в Одессе с 1917-го по 1919-й у подручных Япончика скопилось его достаточно. Была даже пушка! Да, полевая трёхдюймовка, со снарядами, хранившаяся в бывшем стойле для коней, в нашем 23-м номере на Госпитальной, принадлежавшего до его кончины Меиру-Вольфу Винницкому - Мойшиному папаше. Для каких целей Япончик её припас, сказать трудно, но пригодился же ему пулемёт для самообороны во время еврейских погромов на Молдаванке. И тогда дело обошлось без жертв, благодаря пулемёту, вид которого мгновенно остудил ошалевшие от безнаказанности головы погромщикков. Летом 1919-го года приготовления закончились и полк, численностью под две тысячи человек собирался выступить к месту назначения. Его разношерстно одетые бойцы, конечно, не отличались военной выправкой, но представляли собой достаточно серьёзную силу. Одесса их провожала с помпой. От оперного театра к вокзалу те шли в сопровождении сборного оркестра скрипачей, привыкших играть на еврейских свадьбах и похоронах. Звучала "Варшавянка" и "Беснуйтесь, тираны", в мелодии которых которых непонятным образом вплетался задорный фрейлехс "Семь сорок". Зевак собралось много по обе стороны улицы и те громкими возгласами приветствовали вчерашних бандитов, собравшихся на ратные подвиги. Дамы промакивали батистовыми платочками повлажневшие от умиления глаза и махали вслед тем, кто ещё совсем недавно наводил на город ужас своими дерзкими налётами. Одесса в едином порыве, благословляла этих босяков, изгоев общества, забыв их маргинальный статус и прежние прегрешения, а видела в них теперь своих героев. Их предводитель Мойша ехал впереди колонны в красном открытом автомобиле с поднятым транспарантом, на кумаче которого красовалась надпись "54-й Советский полк". За автомобилем пара коней тянула ту самую пушку и грозный вид этой процессии казался истинно народным шествием, вызывающим у одесситов неподдельный восторг и гордость за своих земляков. И как раз накануне утром и произошёл тот самый казус. Япончик непременно хотел провезти пушку по городу и к началу шествия его полка орудие должны были доставить с Молдаванки в центр города. Привыкший всё контролировать самостоятельно, он и на Госпитальную прикатил чуть свет, чтобы удостовериться в исполнении своего поручения. Однако его хлопцы пока не могли исполнить то, что должны были сделать уже час назад. Пушка не проходила в проём ворот и оставалось загадкой как её раньше туда впихнули. Япончик стоял снаружи и нервно поглядывал на свои карманные часы - роскошный золотой "Брегет"с бриллиантами на крышке. Приобретённые в лучшем магазине Одессы, у Пуриса, они предательски отсчитывали и без того потерянное время. Люди Япончика крутились вокруг пушки, кряхтели, тщетно пытаясь вытолкать её на улицу, но у них ничего не получалось. - Может быть вам ещё и раввина Шустера сюда привести, чтобы он прочитал брахот? - Япончик начал терять терпение. Пушку элементарно заклинило между двух чугунных столбиков, вкопанных у ворот. Кстати, именно эти столбики никуда не делись и во времена моего детства. Да и сейчас они наверное там же, на своём месте. Предназначенные для защиты углов и стен арки двора от чересчур широких подвод, такие были на Молдаванке повсеместно. Но пушка ведь не подвода, однако и её ширина оказалась критической. Столбики крепко держали орудие, словно не желая отпускать свой трофей из чрева двора, где та уже прижилась. А время неумолимо шло... И чем меньше того оставалось, тем больше нервничал Япончик. Он оставался внешне спокойным, но на его скулах уже играли желваки. - Раввина здесь не будет, но я имею что сказать. И поверьте мне, клянусь камнями Иерусалимского храма, ваши уши будут счастливее, если эта мортира, наконец, окажется там, где она уже давно должна была быть. Четверо его подручных, с пунцовыми от напряжения лицами опять приложились к лафету и пыхтели так, будто тягали неподъёмные мешки на причале в порту. Рубахи их взмокли от пота, несмотря на ранний час и относительную прохладу в это время суток в июле, в Одессе. Япончик какое-то время ещё наблюдал за их безрезультатными стараниями, как вдруг, взглянув на часы, в бешенстве со всей силы шмякнул их о булыжную мостовую. - Кругом одни поцоватые, - выругался он в сердцах и, перескочив через пушку, с ожесточением начал её пихать наружу. Увидев обычно уравновешенного и сдержанного, а сейчас столь рассерженного Япончика, его люди тоже засуетились и через несколько минут злосчастное орудие уже стояло на улице. Рядом с пушкой лежали разбитые часы, на циферблате которых уже навечно остановилось время. Их подобрал, семилетний тогда, Йося, живший в том же дворе и вертевшийся здесь всё утро. Привлечённый необычной вознёй с пушкой, этот смышлёный мальчуган даже не подозревал, что часы, принадлежавшие Япончику, уже очень скоро станут для него предметом гордости. Ведь их хозяин сам Мойша! И Йося собирался их сохранить, а потом Япончику вернуть, когда тот сюда вернётся. Но, к сожалению, ему так и не довелось более увидеть своего кумира, которого вскоре застрелил командир отряда кавалеристов Урсулов на станции Вознесенск. Разбитые часы Йося берег всю жизнь. Помятые от удара о булыжную мостовую, с пустыми гнёздами от вылетевших бриллиантов и с мёртвым механизмом, они стали для него памятным сокровищем. И я их видел. И тоже в семилетнем возрасте по прошествии более сорока лет в том самом дворе на Молдаванке. Часы мне показал уже мой товарищ - тоже Йося, носивший имя деда, внук дяди Иосифа - нашего соседа. И я забожился, что ни одна живая душа не узнает о том, что он рассказал мне о семейной реликвии. А перед тем как написать об этом и тем более, что-то опубликовать, мне потребовалось разрешение Йоси. Потому и позвонил ему в Нью-Йорк за дозволением поведать важную для него историю. Да и для меня значимую тоже. Ведь тайны мальчишек священны, а их клятвы нерушимы, сколько бы лет не прошло.
|
|
