В воскресенье 20 июня 1790 года государственный секретарь США Томас Джефферсон устроил в доме, который он арендовал в Нью-Йорке, встречу министра финансов Александра Гамильтона и своего вирджинского друга конгрессмена Джеймса Мэдисона. 

Президент Джордж Вашингтон назначил Джефферсона госсекретарем, когда тот был еще в Париже в качестве посла США. Джефферсон прибыл в Нью-Йорк, где в то время находилось американское правительство, в марте 1790 года и тут же стал свидетелем противостояния Гамильтона и Мэдисона. Впрочем, Джефферсон знал об этом по письмам, которые получал в Париже, в частности от Мэдисона. Противостояние Гамильтона и Мэдисона парализовало деятельность Конгресса. Следовало что-то предпринять, и Джефферсон пригласил обоих поговорить за столом с хорошей едой и добрым вином. 

Двумя-тремя годами ранее Гамильтон и Мэдисон были союзниками. Во многом благодаря их усилиям в Филадельфии состоялся Конституционный конвент. Он работал с мая по сентябрь 1787 года, и в результате родилась Конституция. Вскоре после Конвента Гамильтон и Мэдисон объединились для пропаганды Конституции, чтобы убедить сомневающихся в необходимости ратифицировать ее. Конституция могла войти в силу только после ратификации девятью (из тринадцати) штатами. Гамильтон и Мэдисон писали эссе, толковавшие Конституцию, и подписывали их общим псевдонимом - Публий. Эссе, написанные Гамильтоном, Мэдисоном и другом Гамильтона Джоном Джеем, составили сборник "Федералист", до сих пор считающийся (совершенно заслуженно) образцом философской политической мысли.

К середине лета 1788 года Конституцию ратифицировало необходимое число штатов, и можно было приступать к созданию федерального правительства. Президентом был избран Вашингтон - он вступил в должность в апреле 1789 года. Месяцем ранее, в марте, приступил к работе Конгресс. Но не прошло и года после начала деятельности первого правительства, созданного на основе Конституции, как оказалось, что его раздирают серьезнейшие противоречия. Речь шла прежде всего о государственном долге Соединенных Штатов.

Не правда ли, читатель, звучит знакомо: государственный долг, противоречия в Конгрессе. Что знакомо американцам, живущим в третьем десятилетии XXI века, было хорошо знакомо и американцам, жившим в конце XVIII. Тогда, как и сейчас, у Соединенных Штатов был государственный долг. Тогда, как и сейчас, в Конгрессе шли споры, связанные с этим долгом. И тогда, как и сейчас, противники не скупились на взаимные обвинения. Сегодня друг другу противостоят республиканцы и демократы. В 1790 году (и в следующие два с половиной десятилетия) друг другу противостояли федералисты, одним из лидеров которых был Гамильтон, и антифедералисты, лидером которых был Мэдисон.

В январе 1790 года Гамильтон направил Конгрессу "Доклад о государственном кредите" (Report on the Public Credit). Замечу, что credit - это еще и "доверие". И речь в пространном докладе министра финансов шла не только о финансовом состоянии Соединенных Штатов, но и о доверии к состоянию их финансов как в Европе, так и внутри страны. Гамильтон констатировал: общая задолженность США составляет 77,1 млн долларов (по сегодняшним деньгам - 2,6 млрд). 11,7 млн США были должны иностранным правительствам; 40,4 млн - это долг правительства внутри страны; 25 млн - долги отдельных штатов. Долги образовались главным образом в результате Войны за Независимость. США одалживали деньги за рубежом, в основном у Франции и Нидерландов. Правительство одалживало у солдат и офицеров - расплачиваясь облигациями с тем, чтобы затем выкупить их с процентами. Наконец, накопились долги и у штатов.

Гамильтон предложил объединить три долга в один - долг федерального правительства, которое и будет нести за него ответственность. Мэдисон был против. 

К весне 1790 года некоторые штаты, в их числе и Вирджиния, были близки к тому, чтобы расплатиться со своими долгами. Если же долг станет общим, то, не сомневался вирджинец Мэдисон (и был, разумеется, прав), гражданам его штата придется расплачиваться вместе с гражданами тех штатов, которые по уши в долгах. Осуществление плана Гамильтона приведет, по мнению Мэдисона, к укреплению власти федерального правительства за счет независимости отдельных штатов.

Объединение трех долгов было лишь одним из предложений Гамильтона. Были и другие. Одно касалось оплаты правительством облигаций, выданных солдатам и офицерам революционной армии. Со времени окончания войны прошло семь лет. Многие ветераны продали свои облигации состоятельным людям, и теперь правительству следовало расплачиваться не только с ветеранами войны, но и с владельцами облигаций. Мэдисон считал, что это поощряет спекуляции.

11 февраля 1790 года Мэдисон произнес зажигательную речь в Палате представителей. Он обвинил Гамильтона во всевозможных грехах, в частности - в "дискриминации" ветеранов. Гамильтон был оскорблен. Его, ветерана войны, полковника, героя битвы при Йорктауне, адъютанта генерала Вашингтона, обвиняет человек, не воевавший ни одного дня!

Но вот когда предложения Гамильтона были поставлены на голосование, большинство депутатов Палаты представителей их отвергло, и это, по его мнению, грозило стране катастрофой. 

Англия служила для Гамильтона примером финансового устройства. Англия - страна с центральным банком, страна, выпускающая облигации, которые охотно покупают и другие страны, ибо знают, что Англия расплачивается вовремя по долгам и честно платит проценты. Гамильтон не видел ничего страшного в государственном долге. "Национальный долг, если он не чрезмерный, будет нашим национальным благом", - говорил Гамильтон. 

Но чтобы такой национальный - государственный - долг был создан, требовалось одобрение обеих палат Конгресса. Доклад Гамильтона застрял в нижней палате.

И я еще раз спрошу читателя: не напоминает ли ситуация более чем двухвековой давности нынешнюю? Столкнулись две несовместимые точки зрения. 

А молодая американская республика нуждалась в деньгах - в зарубежных займах. Но она не могла рассчитывать на них, пока не наведет порядок в собственных финансах. В стране вовсю гуляли обесцененные бумажные деньги. В те далекие годы родилось выражение: "Не стоит даже континенталки" (Not worth a continental). "Континентальными" называли бумажные деньги, которые начали печатать в 1775 году по распоряжению Континентального конгресса. Затем "континенталки" принялись печатать штаты. А вскоре уже и Англия забрасывала фальшивые "континенталки" в восставшие колонии.

Финансовое хозяйство Соединенных Штатов следовало привести в порядок. Эту цель преследовал план Гамильтона. Мэдисон был категорически против предложений своего бывшего союзника. Но в руках Гамильтона был козырь, который он собирался использовать для того, чтобы убедить Мэдисона не блокировать его финансовый план.

Вопрос о предложенной Гамильтоном финансовой реформе был не единственным, расколовшим Конгресс. Не меньшее ожесточение вызывали споры о месте будущей столицы страны - месте обитания федерального правительства. На первых порах оно расположилось в Нью-Йорке. Здесь находились офис президента, Конгресс и Верховный суд. Но Нью-Йорк был временным пристанищем. 

В Конституции (1-я статья, 8-й раздел) записано: "Конгресс имеет право... осуществлять исключительную законодательную власть по всем вопросам в отношении того округа (не превышающего по площади десяти квадратных миль), который вследствие уступки отдельными штатами... станет местом пребывания правительства Соединенных Штатов..."

Но в Конституции не был назван "отдельный штат", который "уступит" "десять квадратных миль" своей территории для создания округа, который впоследствии получил название Федеральный округ Колумбия. К тому времени, когда Конгресс собрался в марте 1789 года на свою первую сессию, существовало 16 предложений о месте будущей столицы. Шестнадцать! В числе главных кандидатов были Нью-Йорк, Филадельфия и Карлайл (оба - Пенсильвания), Аннаполис и Балтимор (оба - Мэриленд), Трентон (Нью-Джерси), а также участок на берегу реки Потомак, разделявшей Вирджинию и Мэриленд. Место будущего столичного округа должен был выбрать Конгресс, но в Конгрессе не было единодушия. 

Пенсильванские города выглядели предпочтительнее, особенно Филадельфия. Этот город принимал континентальные Конгрессы в 70-е годы, здесь в 1776-м родилась Декларация Независимости и здесь располагалось иногда правительство во время Войны за Независимость. Да и географическое положение Филадельфии было удобным. Но делегации Вирджинии и других южных штатов настаивали на размещении столицы на берегу Потомака. 

Договориться о месте столицы Конгрессу было не менее трудно, чем решить вопрос о национальном долге и об оплате федеральным правительством облигаций, которые получали за свою службу солдаты и офицеры революционной армии Вашингтона. Компромисс был достигнут в воскресенье, 20 июня 1790 года, в Нью-Йорке, в доме 57 по Мэйден-стрит, в котором Джефферсон принял Гамильтона и Мэдисона. Госсекретарь стал посредником в переговорах министра финансов и своего друга конгрессмена и способствовал компромиссу. Гамильтон согласился попросить Конгресс о поддержке создания столицы на берегу Потомака, Мэдисон согласился не препятствовать утверждению финансового плана министра финансов.

9 июля Палата представителей приняла 32 голосами (против 29) билль о строительстве правительственной резиденции на берегу Потомака.

26 июля Палата представителей одобрила 34 голосами (против 28) финансовый план Гамильтона.

О встрече Гамильтона и Мэдисона в доме Джефферсона поведал Джефферсон. Ни Гамильтон, ни Мэдисон не писали о ней. Рассказывая о компромиссе, историкам приходится ссылаться исключительно на свидетельство Джефферсона, ибо других не существует. Но не преувеличил ли Джефферсон свою роль?

Лауреат Пулитцеровской премии историк Джозеф Эллис считает, что можно доверять свидетельству автора Декларации Независимости и третьего президента США. И вот почему. 

Джефферсон способствовал достижению компромисса, но в скором времени пришел к выводу, что финансовая реформа Гамильтона нанесла удар по правам штатов и, значит, причинила вред. Джефферсон писал о встрече Гамильтона и Мэдисона, когда уже считал реформу Гамильтона ошибкой. Ничто не мешало ему умолчать о своей роли в достижении компромисса. Об обеде в своем доме он мог вообще не вспоминать. Тот факт, что Джефферсон "не забыл" о встрече Гамильтона и Мэдисона, позволяет нам считать его рассказ правдивым. Он, в частности, предложил меру для смягчения позиции пенсильванцев, настаивавших на праве Филадельфии стать будущей столицей страны на десять лет: с 1791-го по 1800-й год - Филадельфия становилась временной столицей. И, конечно же, не случайно главной улицей будущей столицы стала Пенсильвания-авеню. Так решил президент Вашингтон.

Напомню еще раз слова Гамильтона: "Национальный долг, если он не чрезмерный, будет нашим национальным благом". Он был прав. Уже в 1795 году Европа охотно покупала американские облигации, и к этому времени государственный долг США стремительно сокращался. Мы помним, что он равнялся 77,1 млн в 1790 году. В 1811-м, через семь лет после смерти Гамильтона, госдолг опустился до 45 миллионов.

Гамильтон, основатель финансовой системы нашей страны, был против "чрезмерного" долга. Ему и в страшном сне не мог присниться госдолг, образовавшийся два столетия спустя после его смерти. Ну а цифра сегодняшнего долга - 36 триллионов долларов - не могла прийти в голову даже лучшему математику того далекого времени. Живи Гамильтон сегодня, он наверняка постарался бы достигнуть компромисса для сокращения фантастического национального долга. Однако у нас нет сегодня ни гамильтонов, ни мэдисонов, ни джефферсонов. Но, к счастью, нынешний обитатель дома 1600 по Пенсильвания-авеню предпринимает усилия для приведения в порядок финансов страны. Сможет ли он осуществить свои планы - это уже другой вопрос. 

Орлов, Алексей
№249 May 2025