Сегодня я встретил Семеныча на устричной отмели за Птичьим островом. Можно было бы и точнее указать, поскольку в этих местах каждый третий остров - Птичий и каждый пятый - Гремучей змеи, но удачные устричные отмели - редкость, и я вам не расскажу, где это. Незачем вам знать.

Так вот, проплываю я не торопясь мимо отмели на своем каяке, а там Семеныч стоит по щиколотку в воде, извините, "раком" и чего-то там ковыряет на дне. Вот он поднял крупный сросток устриц, молотком расколол на части, очистил, промыл в воде пригодные к столу раковины и бросил в ведро. Старик знал толк в еде и, видно, готовился встретить гостей по высшему классу, как он это понимал.

Подогнал я свой каяк поближе и давай старика торопить:

- Семеныч, привет. Вы долго еще собираетесь там ковыряться? Все уже, наверное, собрались. Танька звонила полчаса назад, что выезжает, а дядя Коля с семейством наверняка уже там.

Старик поднял голову, улыбнулся из-под огромной выцветшей до защитного цвета шляпы, высыпал из ведра в лодку собранные устрицы и прогнусавил:

- Привет, Павлуша. Да я вроде уже накопал, сколько надо. Можно и к столу отправляться, а то баба Лида плешь проест. А Милка где?

- С Татьяной на машине выехала. Им о чем-то посекретничать надо.

Я знал Семеныча с рождения, поскольку угораздило меня на свет появиться в его трейлере в горах Невады. Своим ходом до госпиталя доехать не успели - гололед на перевалах и заносы снежные в низинах. Места там пустынные, связи никакой, вокруг ни души, пришлось принимать роды Семенычу. Слава богу, опыт какой-то был. Ветеринар наш цирковой, когда был выпивши, всегда его в помощники требовал. Говорил, что у Семеныча рука легкая. Звери, они выпивших не любят. Особенно тигры. Мать у меня крепкая была барышня, когда надо было - кричала, когда не надо - помалкивала, а отец слабоват оказался. Пришлось валерьянкой отхаживать. С тех пор так и повелось, как стоим где-нибудь рядом, ползу к Семенычу в трейлер. Там и ходить научился, и говорить, и читать, и писать. А потом Семеныч меня к себе верхним акробатом взял, так я вообще к ним переселился. Теперь я сам нижним работаю с Милкой Лаптевой. Свой трейлер завели и катаемся по Америке, на жизнь зарабатываем.

Семеныч завязал грабить устричную отмель, шлепнулся задницей в свой старенький стеклопластиковый каяк и так замолотил веслами, что мне, молодому, на своей супер-пупер лодке пришлось поднатужиться, чтобы не отстать.

Сегодня день рождения у Семёныча. Семьдесят лет - не шутка, для циркача редкий случай, и по этому поводу в зоне отдыха на Черепаховом пляже собиралась быть уйма народа. Цирковые, в основном.

Владимир Семенович классный мужик, с понятием. Мои родители учились у него, поскольку мужик был прост и своих секретов не таил. Я бы и своих будущих детей к Семенычу приставил бы, но старика из цирка "ушли" по возрасту, и он зарабатывал себе на жизнь электриком на стройке. Говорят, осторожным стал к старости, а в молодости бузила был страшный. Легенды до сих пор ходят, как Семеныч на перилах Паркового моста в Киеве на ходулях танцевал. Может, врут. Кто его помнит молодым? Таких не знаю.

Пока добрались к месту праздника, спина стала мокрой от пота, а старый хрыч хоть бы хны. Около деревянных столиков, сколоченных заботливым графством для желающих отдохнуть на берегу пролива, собралась уйма народа. Дядя Коля дожаривал на мангале шашлыки, Оля крошила салат, Татьяна и Милка расставляли закуски, баба Лида - жена Семеныча - воспитывала внука Сашку, который попытался было научить прыгать с пристани в воду трехлетнюю Маринку, не умевшую плавать.

Самым колоритным гостем, наверное, был дядя Толя. Он занимался своим любимым делом - сортировал бутылки со спиртным.

На родине братва дядю Толю Быком называла. Здоров был на удивление, но не дал ему бог большого ума и дара любить людей. Да и с уважением к ним было негусто, пока не встретил на Техасчине в тюрьме Семеныча. Тот сел за какую-то рыбку, которую не за то место, не в то время и не как положено поймал. А дядю Толю за драку посадили. Любил он это дело и умел. Пяток каких-то латиносов отколошматил с воспитательной целью. Мелочи. Надо же было им объяснить, что не стоит рабочему человеку финкой угрожать, когда он после работы домой с получкой возвращается. Когда полиция на шум появилась, латиносы в дырку забора шмыг, а дядя Толя за ними и застрял. Ну вот, торчит он в заборе мордой наружу, мощной задницей внутрь, а полицаи рассуждают, на что наручники цеплять: руки с той стороны забора, а на ноги вроде бы не положено.

Тюрьмы у них чистые, просторные - не чета нашим. Дядя Толя там сидел свое еще в девяностые, когда кум пристроил его к браткам сейфы таскать. Пару банков сделали чисто, и Толян уже стал подумывать, что нашел-таки свое место в жизни, как тут их легавые и прихватили. Бригадир начальника районного отделения милиции вовремя не подмазал, ну тот и показал свою власть. Братва разбежалась, а Толян стоит, как дурак, с сейфом на спине, с ним менты его и повязали.

Срок дали мизерный. Братва судье заплатила за то, что дядя никого не сдал. В зоне Толяну не понравилось, после отсидки купил он себе загранпаспорт с чистой фамилией и чкурнул с родины, пока бригадир опять к сейфам не пристроил. Каким-то чудом добрался в Америку, где опять сел. Семеныч выручил. И в тюрьме с английским пособлял, и когда вышел, хорошего юриста нашел из наших прохиндеев. Тот рассказал судье, что дядя Толя известный русский цирковой артист - будущая слава Америки. Его и выпустили. Тем более что латиносы исчезли и жалоб не подавали. С чего бы это! А потом устроил его Семеныч в цирк, и стал дядя Толя под Ивана Поддубного косить - гири поднимать, рельсы гнуть, ну и бороться с тем из публики, кому не страшно. Даже усы отпустил и жилеткой обзавелся. На юбилей дядя Толя из Калифорнии прилетел. Любит он это дело.

            Семеныч, насыпав на медное ручной чеканки блюдо ровным слоем лед, огромным ножом принялся раскрывать раковины и выкладывать деликатес на блистающие стразами кубики. Тут же моя вертихвостка Милка крутится. Так Семеныч не столько на раковины смотрит, сколько на Милку глазом косит. Так и порезаться недолго. Когда же этот старый хрыч успокоится? Через полчаса устрицы, украшенные восьмушками лимонов, стояли в центре стола среди шашлыков, салатов и прочих разносолов, водка и вино появились из кулера, и дядя Толя произнес первый тост:

- Шоб ты таки был здоров к нашему удовольствию.

Выпили по первой и закусили, потом по второй, а по третьей уже без тоста и кто хотел. После пятой народ приступил к вручению подарков. Оригинальностью мало кто блеснул. Все дарили юбиляру удочки, и только дядя Толя вручил ошалевшему от внимания имениннику японский ритуальный нож для харакири.

Пока Владимир Семенович озадаченно примеривал скромных размеров нож к могучим складкам на животе, я доел устриц и ушел на пристань. Там было тихо, никто не лез целоваться и не наливал еще по одной. Над проливом барражировала кругами стая пеликанов. Эти птицы всегда изумляли меня доисторическим, очень целесообразным и исполненным красоты уродством. Тетя Лида их называла не иначе как птеродактилями, и временами они мне тоже казались пришедшими из далекого прошлого планеты. Пеликаны охотились, и было на что посмотреть. Одна за другой птицы с высоты метров двадцати, сложив крылья, падали в пролив, хватали там какую-то рыбёху, выныривали, ловко разворачивали рыбу в огромном желтом зобу головой к желудку, задрав голову, глотали и вновь взмывали в небо.

Чуть погодя ко мне присоединился Семеныч, видно, устал от суеты застолья. Сидим рядом и гадаем, какую стаю пеликаны деребанят. Семеныч говорит, что серебристый мулет в пролив вошел. Может быть, ему лучше знать. Он у нас авторитетный рыбак.

Расшалились пернатые, один так вообще какую-то игру у противоположного берега затеял. Взлетит невысоко и опять ныряет. Брызги столбом. Видно, большую рыбину оглушил, проглотить не осилил, а бросить жаль. Я - Семенычу:

- Глянь, что птица вытворяет! Аж завидки берут.

- А чего тут завидовать. Скорее всего, в рыболовной леске запуталась. Съезжу ? посмотрю.

Столкнул Семеныч свой каяк в воду и поплыл к противоположному берегу. До него метров триста было, не больше. Лучше бы он этого не делал. Я свой каяк на воду спустил и на помощь поплыл.

А там уже началось. Птица понятия не имеет, что Семеныч спасти ее хочет, запаниковала, бедная, рвется в небо, а леска не пускает. Семеныч леску поймал, к себе тянет, пеликан отбивается отчаянно. И крыльями. И клювом.

Семеныч за клюв его схватил, в лодку тянет, ножом размахивает - леску режет. Пеликан крыльями бьет, лодка опрокидывается, оба в воде. Хорошо, что там неглубоко. Семеныч птицу не отпускает, что-то ищет в перьях, нашел крючок, выдернул и, наконец, отпустил пернатого. Пеликан оправился, недовольно каркнул что-то и улетел в сторону Птичьего острова приводить перья в порядок.

А у Семеныча кровища из ран сочится, вода вокруг побурела, каяк опрокинутый воды набрал. Подплываю, беру лодку и Семеныча на буксир и тащу через пролив к пристани. А там уже зрителей - толпа. И гости Семеныча, и отдыхающие с пляжа, и рыболовы, приехавшие свои лодки в пролив спускать, и тетя Лида с огромной аптечкой.

Осмотрели зрители пострадавшего от придурочной птицы, поохали и разошлись. Кто к столу - расчищать место для праздничного торта, кто по своим делам. А тетя Лида принялась Владимира Семеновича лечить. Большая у нее практика была в этом деле. Я рядом пристроился вместе со своими дурацкими советами. А тут дядя Толя подошел с пол-литровой кружкой в руке и давай Семеныча воспитывать:

- Что за хреновень в одиночку с такой птицей воевать? Так и глаз можно лишиться. Надо было подождать маленько, народ собрать и на трех каяках выезжать. Мы бы там быстро с этим пингвином разобрались.

Семеныч молчит, Толян бушует, а потом водка в кружке кончилась, пошел дядя к столу долить и не вернулся. Видно, заблудился.

Тут и моя очередь пришла вопросы задавать:

- Семеныч, а чего вы так долго птицу не отпускали?

- Крючок в крыле насмерть застрял, надо было вытащить.

- Ну и бог с ним, с крючком. Стоило ли ради пеликана кровь проливать. Смотрите, сколько их. Всю пристань обгадили.

Посмотрел на меня Семеныч грустно, вздохнул и сделал круглые глаза:

- Если крючок не вынуть, пеликан погибнет. А в нем, как в каждой твари божьей, бессмертная душа есть. Ежели птица смерть примет раньше времени, будет метаться душа по миру, тебя искать, пугая все живое. Большой грех не помочь человеку или зверю, если ему помереть черед не настал.

Во завернул! Попробуй не поверь:

- А как я могу узнать, настал кому-то черед помереть или нет?

- Ты у своей души спроси. Она знает и подскажет. Конечно, если у нее совесть есть, ? ответил Семеныч и пошел к столу полирнуться пивом.

Призадумался я и решился тетю Лиду спросить:

- Семеныч святой или притворяется?

- Трепло твой Семеныч. Этот кому угодно лапши на уши навесит. Греха боится? Да он птичку пожалел! А завтра ему идти на работу устраиваться. Кто его в таком возрасте и с поцарапанной мордой возьмет? - ответила мне расстроенная событиями тетя Лида и в сердцах громко хлопнула крышкой аптечки.

В подвыпившей компании, суетившейся около стола, раздались восторженные вопли мужчин и радостные визги женщин. Это гости принялись качать Семеныча.

- Они его опять уронят, - всполошилась Лида, схватила аптечку и убежала.

И таки уронили гости юбиляра. Вот такой был Семеныч несуразный человек.