Предисловие

Чем спелеология отличается от альпинизма?

Когда меня спросила одна интересующаяся моим прошлым девица, что такое спелеология, я ответил, что это альпинизм наоборот. В смысле не вверх к небу по горам, а вниз к центру земли. Ляпнул, чтобы отделаться, а потом всё-таки задумался: чем альпинизм отличается от, скажем, глубинной спелеологии, которой много лет занимался? Начнём с того, что поиск глубоких пещер начинается в невысоких для альпинистов (до трёх тысяч метров) известняковых горах. Правда, к входу в пещеру надо ещё добраться с огромной кучей снаряжения - верёвок, лагерного багажа, скальных крючьев, гидрокостюмов-комбинезонов, аквалангов и тому подобного скарба, раз в сто более многочисленного, чем у альпинистов. А шерпов обычно у спелеологов не бывает. (Шерпы - это в Гималаях местные жители, забрасывающие снаряжение, несущие груз альпинистов, обслуживающие лагеря альпинистов за очень приличные деньги.)

Хорошо, если часть пути можно преодолеть на машине или есть деньги на вертолёт. Но поскольку действующие спелеологи-глубинщики народ в своём большинстве молодой и любители, то денег, как всегда, в обрез, и рассчитывать обычно приходится на свои силы. Почему спелеологи народ обычно молодой? И скелет погибче, и здоровья побольше, и смелости (безрассудства) хватает, не дай боже каждому. Ну вот, наконец, добрались к тому месту, где в прошлом году нашли перспективную щель в скале, из которой дует пещерный ветер. Так обычно устроены глубокие пещеры в горах - зимой они поглощают холодный воздух, а летом его выдают на-гора. Пришли, разбили лагерь и навешиваем верёвки в пещере.  Входовой колодец метров, скажем, сорок глубины, потом небольшой участок наклонки и следующий колодец. И так километр с лишним, а то и два, вниз, разбирая завалы, взрывая узости, всё это в полной темноте. С трёхсотого метра или раньше появляется вода, очень холодная, из-под тающих снежников. Воды всё больше и местами она заполняет ход полностью. Здесь необходимы опыт ныряльщика и акваланг, что альпинистам совсем ни к чему. Пока идёт штурм, верёвки висят на отвесах, напитываются водой и становятся очень тяжёлыми, а их после окончания штурма положено вытаскивать наружу - они, как и всё остальное снаряжение, денег стоят, и немалых. Мусор, кстати, положено выносить на поверхность тоже, чем альпинисты обычно не заморачиваются. Ну вот спелеологи дошли до дна, вернулись на поверхность, сотворили новый рекорд, если не для всех, так для себя уж точно и стали "широко известными в узких кругах" первопроходцев пещер. Они сделали свой подвиг не для славы, но всё же мне захотелось, чтобы об их похождениях стало известно публике, интересующейся путешествиями. Поэтому и предложил читателям свои рассказы, а чтобы не было скучно, добавил чуть больше, чем принято, фантазии. Приятного чтения!

Действительный член Национальной спелеологической ассоциации Америки и почётный член Украинской спелеологической ассоциации Валерий Рогожников, в спелеологических кругах известный как Яныч.

Первый шаг в преисподнюю вселенной

            В праздники и во время летних отпусков на склонах горных хребтов появляются горластые мужчины, обвешанные, как новогодние елки, снаряжением, и переворачивают все вверх дном, чтобы отыскать самую глубокую, самую длинную и самую красивую пещеру в мире. Я принадлежу к их числу. Во всяком случае, первых пятнадцать лет своих спелеологических похождений я был таким, как они. Но потом кто-то, живущий по дороге к центру земли, решил меня испытать и стал подбрасывать задачки на выживание. Вначале мне это даже нравилось. Но вчера я почувствовал, что с меня хватит. Сердце износилось и может не выдержать. Эй, вы, там, внизу. Оставьте меня в покое! Я устал!    

Пещерный человек. Версия.

Кривыми мечами на бархате красном

У свода пещеры скрестились лучи,

И странные тени незвано, опасно

Шагнули из мрака на пламя свечи.

В. Ян. 1985 г.

     Прощание не было кратким. Провожающие и отъезжающие собрались в клубе к восьми часам, "подцепили" по паре транспортных мешков и двинули на вокзал. Одной ходкой не обошлось. Ребята, кто дважды, кто трижды, обвесившись грузом, влазили в переполненные троллейбусы, чтобы мокрыми, как мышь после заплыва через Днепр, вывалиться на привoкзальную площадь, отругиваясь от пассажиров, водителей и контролеров.

     Проводник, увидев две тележки, доверху груженые ящиками, мешками и бочками, закрыл проход в вагон собственным телом и сообщил нам, что товарные поезда отходят с другого вокзала. Но этот жест был беспомощным и бесполезным. Своими ключами открыли все, что закрывалось, личный состав проник в вагон через тамбуры соседних вагонов, груз пропихнули через окна, проводник смирился и принялся ухаживать за кокетливой Оленькой.

     Два часа после отхода поезда проходят в размещении груза под лавками, на полках, в проходах, емкостях под вагонами и в тамбурах. Полтора часа уходит на отличный ужин из маминых бутербродов, а потом молодежь удаляется в тамбур, чтобы до утра петь, курить, балдеть. Все... Можно залезть на полку и ни о чем не думать. Впрочем, две тысячи метров веревки, трос, кабель, сотня альпинистских карабинов, тушенка, деньги, опять деньги, два ящика помидоров, огурцы, хлеб, картошка, разгильдяй-завхоз, снова деньги, билеты...

     Закрываю глаза - и возникает Киевский вокзал, медленно протекающий мимо вагона пестрым карнавалом. А за туманным окном бледное лицо Лиды.

     - Все будет хорошо.

     - Ты о чем, Лидочка?

     - У вас все будет хорошо.

     - Извини, сейчас они расквасят аптечку.

     Надо было сказать, что она мне нужна, что я не могу без нее. Опять не хватило времени. Или чего-то другого.

     В Москве взяли грузовик и перебрались с Киевского вокзала на Казанский. Это самый грязный и людный вокзал. Кроме того, никогда не знаешь, на какой путь подадут твой поезд, пока до отправления не останется пять минут. Опять бурная посадка... Обошлось без потерь.

     До Самарканда ехать трое суток. Главное - не дать народу в дороге заскучать. Впрочем, дел столько, что этот вопрос решается автоматически. Необходимо проверить связь, отремонтировать подвесные системы, провести занятия по технике безопасности и многое другое. Все как всегда.

     За ремонтом, учебой, песнями и розыгрышами добрались в Самарканд почти без приключений, и вот газик с брезентовым верхом, набитый под завязку снаряжением, продуктами и спелеологами, едет по Пенджикентской дороге на Ургут, в чакылкалянскую геологическую экспедицию. Ночуем в вагончиках у геологов, а с утра на тракторных санях со страшным скрежетом и грохотом ползем к перевалу. В санях пять ящиков динамита, наш груз и мы, кто смелей и ленивей. Страшновато. Особенно на крутом северном склоне. Но господь благоволит к беспечным, и все кончается благополучно. Несколько седых волос не в счет, зато груз под вершиной Яхтон. Еще два перевала пешком - и мы "дома". Сто двадцать килограммов на человека. Много? Но ведь мы сами "подписались" на этот штурм, поэтому три ходки с тяжеленными рюкзаками для нас не сюрприз. Только очень в этом году жарко. На небе ни облачка, ветра нет и азиатское солнце пощады не знает.

     Первая заброска груза к пещере прошла кое-как, а вторая - совсем уж тяжело. Солнце выжигает из трав эфирные масла, и пахучее марево стелется над плато удушливым покрывалом. Болит голова. Я здорово перегрелся и иду с трудом. Груз прижимает к камням, и даже стройные ферулы не привлекают внимания, а в этом году они цветут особенно пышно.

     Колючий жидкий травостой сменяется можжевельником и горной вишней, а местами - карстовыми и щебнистыми полями. К пещере пришли на пределе усталости. Над входом какой-то шутник установил лошадиный череп и подписал масляной краской: "Посетите комнату смеха". Варварство, конечно, но не без юмора. На обширной вытоптанной полудикими лошадьми площадке перед входовой воронкой лежат вперемешку рюкзаки, транспортные мешки и обгоревшие на солнце спелеологи. Сбрасываю рюкзак и иду собирать лошадиный помет. Это единственное достойное топливо на плато. Кое-кто присоединяется, поддавшись чувству солидарности. "Кладбище" постепенно оживает. Коша Резников начинает суетиться около кострища, Томка подняла Димку Вдовина, они сегодня дежурят и собрались в соседнюю карстовую воронку за снегом. Похоже, обед будет вовремя. Необходимо серьезно подкрепиться и отдохнуть. Когда спадет жара, пойдем за грузом в третий раз. По свежему ночному воздуху должно получиться проще. Время уже поджимает. Завтра первая четверка должна выйти на штурм пещеры Киевской.

***

     Прошло две недели. Наша палатка стояла на глубине 850 метров в пещере последнюю ночь. Экспедиция прошла вполне благополучно. Бывает хуже:

     - пещера "закрылась" на тысячном метре большим залом, наполовину заполненным водой;

     - томич Паша Воздриков, еще вчера на 900 метре игравший с смертью в поддавки, уже пьет чай с чабрецом в наземном лагере и уверяет всех вокруг, что и сам бы выбрался из пещеры. Без спасательной группы;

     - вчера перед сном мы скрутили изолентой в блоки последние батарейки для наших фонарей;

     - близится к концу отпуск и контрольное время возвращения из пещеры;

     - силы и здоровье на исходе, как раз осталось, чтобы выйти на поверхность без ночевки.

     И рука моя, на которую Вовка Баранов сбросил зубило в пятнадцатиметровом колодце, почти зажила. Хорошо, что попало на часы, - повреждения минимальные, но "Амфибию" жаль.

     Пора, пора. Надо уходить по веревкам, по тросам, по лестницам вверх, к небу. Это было ясно еще в нашем штурмовом вчера. Поэтому сегодня мы должны проснуться пораньше, выползти из утлого комфорта подземного лагеря и начать свой путь сквозь черный холодный мир пещер к открытому небу, от которого ушли две недели назад.

     В нашем четырехспальном мешке, сшитом из нитрона и парашютного шелка, пока спокойно. Все уже проснулись, но каждый еще живет в своем мире. Клин украдкой, чтоб не выгнали, закурил сигарету. Томка с хрустом потянулась, опять свернулась калачиком и уютно засопела у меня под боком, растягивая последние минуты тепла и уюта. Находчивый Коша не спеша копается в своем углу. Он никогда не забудет сунуть в спальник отсыревшие носки, чтобы подсушить, и всегда обнаруживает их где-то подо мной.

     За тонкой стенкой палатки пещера живет своей призрачной жизнью. Мелкая капель у северной стены выбивает что-то веселенькое о дно консервной банки из-под мойвы, в которую мы собираем воду для готовки пищи. В галерее, ведущей вниз, скатился камень и наполнил пещеру гаммой ксилофоновых звуков. В проводах телефонной связи что-то насвистывает ветерок - ближе к утру "тяга" воздуха из пещеры почему-то усиливается.

     Над головой фосфоресцирует циферблат Томкиных "командирских часов", подвешенных к потолку палатки с помощью булавки. Было 2 часа 32 минуты, когда все это началось.

     Откуда-то снизу, со стороны ручья, который мы назвали Стикс, кто-то, громко шлепая по лужам, шел к нашему лагерю. Вот он обошел большой камень, где я оставил свое личное снаряжение, погремел самохватами, что-то иронически хмыкнул, положил на место, футбольнул консервную банку, потеребил растяжку палатки, шевельнул полиэтиленовый лист, перекрывающий палатку от капели. Сейчас войдет..? Нет, не вошел. Обогнул палатку, протопал к веревкам, свисающим в зал из колодца, подергал, пробуя на прочность, грустно так вздохнул и ушел вниз, в сторону Стикса.

     Штурмовая группа молчит. Спят? Притворяются? Тянусь к телефону и названиваю в базовый лагерь на поверхности. Там у них предрассветная мгла и моему звонку никто не рад.

     - "Земля", "Земля", я "Недра". Как слышишь меня? Прием!

     - "Недра!" Я "Земля!" Слышу нормально. На связи Шакалов. Кому не спится в ночь глухую?

     - Иваныч на связи. По нашему графику уже утро. Сейчас будем вставать. У меня к тебе вопрос. Кто, кроме нас, есть под землей?

     - Нет никого. Из лагеря "Четыреста" группа спасателей ушла еще вчера, а вспомогательная группа войдет в пещеру только завтра утром. Тьфу ты! Уже сегодня. А почему это тебя так заинтересовало?

     - Да тут кто-то по площадке бродит.

     - Может, Коша по надобности выполз? У него с желудком - сам знаешь, как.

     - Нет! Все в палатке.

     - Слушай, Иваныч. У нас здесь еще полтретьего, а ты со своими шуточками. Конец связи.

     Значит, я шучу. Может, не заметил, как задремал, и что-то приснилось?

     Объявляю подъем и подаю пример. Тем более что моя очередь готовить завтрак. Натягиваю полиэтиленовые кульки на ноги, засовываю ноги в сырые резиновые сапоги и, собравшись с духом, выныриваю из палатки в пещерный холод.

     Бр-р-р... Пять минут на туалет, еще десять, чтобы заправить бензином примуса и разжечь их сухим топливом. Горят, родимые! Подбираю алюминиевые котелки и бегу за водой. Консервная банка опрокинута. Не беда! Вода в луже за палаткой отстоялась до кристальной чистоты. Наберем отсюда в котелки - хватит и на кашу, и на чай. Продукты лежали справа от палатки под стенкой зала. Еще с вечера я разложил их на трех камнях. Один кулек на завтрак. Другой, поменьше, чтобы перекусить в дороге до пятисотого метра. А в оранжевый транспортный мешок я вложил три банки тушенки, пять банок печеночного паштета, десять пачек галет, восемь пачек сухого спирта, два пакета свечей, пакет конфет килограмма на два и две пачки чая. Эти продукты были аварийным запасом, и их надо бы вынести на поверхность. Но тащить 800 метров вверх по вертикали на последнем этапе штурма такой груз не хотелось, и мы решили оставить все эти полезные, но тяжелые припасы крымской команде, которая входит в пещеру через неделю после нас.

     Ну так вот. Именно этого большого оранжевого мешка с продуктами на месте и не оказалось. Тщательно обследуя территорию вокруг палатки, пропажу я не нашел, зато рядом с камнем, на котором лежало мое личное снаряжение, на глинистом полу пещеры я обнаружил след ноги размером где-то 45-47. Нога была босая...

     Когда я показал след друзьям, посыпались упреки в розыгрыше, обвинения в неуместных шутках. Но собрались очень быстро. Часа за полтора. Раза в два быстрее, чем обычно.

     Через 25 часов после выхода из подземного лагеря пришло время цветов, ста граммов спирта, чая, сухого азиатского воздуха и ярких красок горных лугов в лучах раннего ласкового солнца. Все как рукой сняло!

   *** 

     Прошло десять лет. Как-то так получилось, что мы опять собрались той же компанией под землей, но уже в другой пещере. Глубина - метров 900, температура воздуха, как в бытовом холодильнике, - плюс три, только влажность 100 процентов. Да и устроена она не очень уютно. Во время сильного дождя со всех окрестных гор в пещеру стекают потоки воды, которые затапливают ее почти на треть.

     Поэтому, когда вода в русле ручья, протекающему по дну пещеры, вдруг помутнела, и поток буквально на глазах стал расти, превращаясь в реку, стало ясно, что на поверхности прошли большие дожди и пора искать место, где можно было бы отсидеться от этих неприятностей. Метрах в трехстах по вертикали в безопасном месте стоял базовый лагерь, из которого семь часов назад мы вышли на разведку, и нам очень захотелось туда. Но идти по воде в такой ситуации нельзя. Собьет с ног течением и перемелет жерновами камней. Не стоит и здесь ожидать дальнейшего развития событий. Судя по следам затопления, эти места очень скоро очутятся глубоко под водой. Будем уходить вверх, в расщелину на потолке. Там выше, и на древних этажах пещеры вода нас, может, и не догонит.

     Мы начали с того, что по боковой галерейке поднялись метров на восемьдесят по наклонке, а потом по вертикали, где свободным лазаньем, где распираясь о стены пещеры и подсаживая друг друга. Река к тому времени затопила нижнюю часть галереи, по которой мы только что прошли, и образовалось озеро. Нехорошее такое озеро... Уровень воды в нем поднимался на метр за пять минут. Это означало - двенадцать метров в час. На поверхности воды лениво кружились спички, какие-то щепки, пустая банка из под карбида, одинокий окурок. Вдруг вода забурлила, и возникли огромные воздушные пузыри - это выдавило воздух из какой-то пустоты.

     В конце концов вода затопила галерею полностью и стала подниматься по камину. Началась гонка. Неторопливая такая гонка. Вода поднималась, а мы уходили от нее, карабкаясь по скалам вверх. Гонка продолжалась часов шесть, пока мы не добрались до приличной полочки, а вода не успокоилась метром ниже. Уютная сухая площадка, метра три шириной и пятнадцать длиной случилась очень вовремя. Выше шли совсем уж неприступные стены. В южной части полки обнаружилась круглая дыра диаметром до метра, за ней гротик два на два метра - отличное место для лагеря.

     Только, чтобы оборудовать это убежище, у нас было всего два куска полиэтилена, который мы носили с собой на всякий коварный случай. И еще у нас было по плитке шоколада и по пачке сухого топлива. Маловато? Но что поделать, если Коша утопил наши запасы еще час назад. Ну, не виноват Коша! Он в это время страховал веревкой Томку с уступа, а откуда-то сверху прилетел камень килограмма в два и упал на голову Коше. На каске образовалась трещина сантиметров в пятнадцать длиной, амортизатор налез на уши, но веревку мужик не выпустил - сдюжил. Только мешок с продуктами не уберег. При ударе столкнул нечаянно вниз. Хорошо, хоть продукты улетели в воду, а не Томочка. Она плавает примерно так же, как ящик с тушенкой.

     Сидим на полочке, отдыхаем. Курим. В прорезиненных доспехах пока жарко, но это ненадолго. Подсчитываем резервы и выясняем, что, если вода через три дня не спадет, мы умрем. Замерзнем мы. Чтобы выжить в такой пещере более трех суток, нужны палатка, спальный мешок, пенополиуретановые теплоизолирующие коврики и пища... Или хотя бы только пища.

     Ну да делать нечего. Будем "зимовать". Завешиваем вход в гротик листом полиэтилена, залазим по одному в тесноватое убежище, складываем по центру грота свои ремни, железо и резиновые куртки, садимся на них, прижавшись друг к другу поплотней, укрываемся вторым листом полиэтилена, чтобы максимально сберечь тепло, и начинаем скучать.

     Эх, если бы вдоволь еды, то был бы и бег на месте, и приседания, и песни. Но сейчас не та обстановка: надо беречь силы. Кстати, умирать тоже будем скучно - во сне.

     Сухого топлива хватило только слегка просушиться, и потом еще на двадцать пять часов экономного расходования, когда каждая таблетка делится на шесть частей и сжигается с трепетной нежностью к выделяемому теплу.

     Шоколад кончился через сорок часов, а вода не убывала. Еще часов двенадцать мы на что-то надеялись, но к концу третьих суток я стал готовиться к "уходу". Пора пришла. Голод уже не чувствуется, знобит, ноги холодеют. Хватило бы сил уйти прилично. Стараюсь думать о море, о тепле, внушить себе, что сыт, что жарко, очень жарко. Это иногда помогает. Если очень стараться.

     Тихонько заплакала Томка.

     - Сына жалко...

     - Слезы увлажняют воздух, а тут и так сыро, - неуклюже пошутил Клин.

     - Да и рано еще сопли распускать, - бурчу я.

     - Вода упала, как минимум, метра на полтора, - включается в беседу Коша. - Я веревкой померил, рукой уже не достать.

     - Главное, чтобы начала падать, - поддерживаю эту тему и я, - разгрузка пещеры от воды должна идти по экспоненте.

     Опять замолкаем. Даже если вода будет падать с такой скоростью, с какой ожидается, все равно сил на выход уже нет, а искать нас в этих щелях вряд ли кто будет. Скорее всего, решат, что нас унесло потоком вниз, за пределы доступной части пещеры.

     Молчат ребята. Может, уже "засыпают" один за другим? Для меня самое страшное - остаться последним.

     Вдруг за полиэтиленовой занавеской появились новые звуки. Галлюцинации? Рановато. Но кто-то там ходит... Огромный, тяжелый... Прошелся по площадке из конца в конец и вернулся ко входу в грот. Тяжело вздохнул. От мощного дыхания колыхнулся и зашелестел полиэтилен. Войдет? Нет, не вошел. Опять пошлепал по площадке. Сбросил какой-то камень с уступа в воду. Булькнуло далеко внизу - вода убывает быстро. Ушел совсем. Включаю свет и ползу к выходу. Коша сквозь дрему проворчал:

     - Брось, Иваныч, это все снится.

     - И мне такое же снится, - встрепенулась Томка.

     - Я тоже что-то слыхал, - заявил Клин.

     - Ну, знаете ли! Коллективные сны - это для меня слишком сложно. Там кто-то наверняка был, откуда-то пришел и куда-то ушел.

     Ползу к выходу, срываю полиэтилен и получаю сюрприз.

     Перед входом в грот на знакомом оранжевом транспортном мешке аккуратно выставлены три банки тушенки, пять банок печеночного паштета, десять пачек галет, восемь пачек сухого топлива, два пакета свечей, пакет конфет килограмма на два и две пачки чая.

     Вода из галереи ушла на пятые сутки, а на шестые мы уже были в лагере "700", где нас готовились искать спасатели, споря по ходу дела, как транспортировать трупы: целиком или расчленять на части.

     Последнее, что я помню перед восемнадцатичасовым сном, - это кружка чая со спиртом и то, как у меня пытались отобрать оранжевый мешок с пустыми банками.

     Когда мы отоспались, нас отпустили на поверхность налегке, но мешок в лагере "700" я не оставил, несмотря на уверения спасателей, что эти банки мне вынесут на поверхность.  Доверять в таких случаях нелепо, поэтому я прицепил оранжевый мешок к себе и потащился к солнцу. Спорить со мной не стали, но пообещали достать адресок хорошего психиатра.

     Честно говоря, временами мне было так нехорошо, что сам удивляюсь, как я вытащил на поверхность этот груз. На обширной поляне близ пещеры нас уже ждал вертолет и отвез в Адлер вместе с кучей грязного пещерного скарба и моими банками. Еще через три дня мы вернулись в Киев, очередной раз поклявшись друг другу, что в пещеры больше ни ногой.

***

Через два месяца, когда мы подлечили все свои приличные и неприличные болячки, набрали обычный вес и перестали ужасать родных чудовищным аппетитом, пришло время попытаться ответить на накопившиеся в экспедиции вопросы. И вот однажды, прихватив ящик пива, мы явились все четверо на квартиру нашего друга Владлена Казака.

     Владлен - биолог с большими научными степенями, посвятивший все свои отпуска неудачным поискам снежного человека, принял наш рассказ как розыгрыш и стал выдвигать шуточные гипотезы одну смешней другой.

     Пришлось слегка его урезонить:

     - Успокойся, Владлен! Посмотри в этот блокнот. Дело в том, что этикетки банок при перетаскивании в сложных условиях пещер обычно теряются, и тогда невозможно разобраться, где тушенка, где паштет, а где консервированная ветчина. Поэтому перед каждой поездкой я переписываю номера на банках. Вот записи за 1975 год. Смотри подчеркнутые номера. А вот банки, которые нам вернули в 1985 году.

     И я выставил на полированный столик одну за другой восемь мятых пустых консервных банок.

     Владлен тщательно сверил номера и разволновался несказанно:

     - А ведь так и есть! Номера совпадают! Похожие истории ходят и среди альпинистов, но у них нет доказательств, а ваши баночки очень впечатляют. Ведь где-то он живет, снежный человек. А где ему в горах жить? Конечно, в пещерах! В пещерах он живет! Он из пещер выходит на охоту или за плодами. Причем, только ночью, и, кроме того, он очень осторожен. Поэтому достоверных следов снежного человека мы знаем много, но не можем его найти. А ведь когда-то и мы сами вышли из пещер. И только сейчас делаем первые робкие шаги обратно в этот огромный, забывший нас подземный мир, в котором все иное: и время, и жизнь, и законы. Мы должны найти хозяев этого мира, понять их, изучить!

     Владлен огромными шагами мерял комнату, яростно жестикулировал и на ходу планировал шикарные экспедиции в пещеры на изучение то ли снежного, то ли пещерного человека.

     Мне стало жаль его:

     - Господи! Для начала надо бы выяснить, кто кого изучает. Ну как, в самом деле, уместить хотя бы два факта в твою версию: продукты, которые нам вернули через десять лет, выглядели совсем свежими. Кроме того, взяли их у нас на плато Кырк-Тау в Средней Азии, а вернули на Бзыбском хребте. Это Западный Кавказ.