Наша Флорида

Слет гудел третий час. Сразу после подведения итогов соревнований, когда на построении очередным победителям спелеологических ристалищ были вручены очень шикарные грамоты и весьма скромные сувениры, участники слета и судьи, вытащив из рюкзаков бутылки с "Иршавским", "Столичной", "Мадерой", "Солнцедаром" и прочими полузабытыми в настоящее время напитками, двинулись друг к другу в гости, чтобы вспомнить, как это было в прошлом году, и обсудить, куда собраться в следующем.

Я в обнимку с флягой, в которой бултыхался казенный спирт, настоянный на золотом корне, тоже вышел из своей комнаты в обход туристского пансионата "Скала Подольская", чтобы поучаствовать во всеобщем веселье. В фанерных домиках было шумно. Тосты и речи сменялись хоровыми песнями, в которых очень мужественные ребята "уходили в туман", а исключительно нежные подруги верно ждали их до глубокой старости. Или не ждали вообще.

После четвертого визита фляга почти опустела, но зато я сам был полон самых высоких чувств к окружающим. Хотелось обнять всех сразу и пойти в пещеру на километровую глубину прямо сейчас в кроссовках на босу ногу. К полуночи я оказался в комнате у своего старого друга-соперника легендарного Гены Порфирьева. Нам обоим было уже хорошо до такой степени, что ничего не хотелось друг от друга скрывать. Постукивая стаканом о стол, Гена уговаривал меня:

- Слушай, Иваныч, сюда! В полнолуние, где-то около двенадцати, если встретишь в пещере красную тропу, беги оттуда как можно скорее. Сумеешь убежать - твое счастье, а не получится, прижмись к скале спиной, закрой глаза и не открывай, пока ОН не уйдет.

- Кто не уйдет? - слегка заторможенно осведомился я.

- Видишь мои седины, - мрачно вещал Гена, указывая могучим пальцем с обгрызенным коричневым ногтем на лысину, которую обрамлял редкий венчик тщательно ухоженных полупрозрачных волосков. - Эти седины у меня появились в ту ночь, когда я впервые открыл глаза.

- Это у каждого свое, и тебе знать ни к чему, но если хочешь прожить свою жизнь спокойно, не открывай глаза. И еще. Имей в виду, если они и отпустят, то уже не оставят в покое никогда.

В этот момент дверь отворилась, и высокий красавец-спелеолог Сашка Зотов по прозвищу Шакал под аккомпанемент потерявшей треть струн гитары дурным голосом сообщил нам, что "Попал я, бедненький, в холодную ночевку и холод косточки мои сковал". Мы ему налили, и он полез целоваться с Геной, а я воспользовался заминкой и сбежал, поскольку пьяные мужские поцелуи мне никогда не нравились.

Уже к утру ночной разговор с Геной представлялся мне весьма смутно, а со временем и вообще забылся.

Год спустя мне пришлось вспомнить о предупреждении Порфирьева в весьма сложной обстановке.

Майская ночь была светла. Огромная луна выползла из леса, и в палатке, сшитой из парашютного шелка, стало тревожно. Не спалось. Покрутившись в спальном мешке с полчаса и наслушавшись от соседей кратких, но нелестных характеристик, я выполз из палатки. Долина ручья с симпатичным названием Млыночки была залита лунным светом, и украинские мазанки за дощатыми заборами белели, как снежные. Противоположный от нас склон долины чернел пятнами входов в пещеру. Для бывалого человека ничего загадочного в этой пещере нет. Она представляет собой около тридцати километров лабиринта из щелей, гротов, галерей и залов, причудливо просекающих пласт медово-желтого гипса. Каждые праздники и выходные дни толпы туристов и спелеологов ползают по пещере, отыскивая еще не захватанные руками остатки былого убранства.

Как обычно, в майские праздники я притащил в эти благословенные края группу новичков, чтобы показать им пещеру, в которой сам лет пятнадцать назад начинал свои спелеологические путешествия. Двое суток экскурсий по ближним и дальним районам лабиринта уже прошли, и завтра рано утром нам пора выбираться на Тернополь, чтобы вернуться домой, в Киев.

Внимание привлекло жалостное всхлипывание. Кто-то плакал около кострища. Подошел поближе и увидел Костю Зубкова - самого младшего из ребят. В шестом классе учится.

- Ты чего так расслабился? - осведомляюсь у Кости. - Домой хочешь?

- Я за "Барьером неизвестности" фотоаппарат забыл. Отец меня, наверное, прибьет. Я без разрешения взял.

- Да. Плохи твои дела. Фотоаппарат не любит менять хозяев. И еще он не любит, когда его бросают где попало. Ты можешь вспомнить, где именно он лежит?

- Сразу за "Барьером". Я его положил на камень, когда Ленку сквозь "Прокатный стан" протаскивал. Там и забыл.

- Ну не беда, Костя. За фотоаппаратом я схожу, а ты иди спать. Завтра до станции километров двенадцать идти.

Натягиваю комбинезон, поправляю на каске фонарь, предупреждаю сонного заместителя, что если до утра не вернусь, то пусть ищут меня по дороге к "Барьеру", и иду к пещере. Нарушение, конечно. Одному даже по таким простым пещерам ходить не положено, но лабиринт я знал хорошо и надеялся, что ничего не случится. Кроме того, будить никого не хотелось, да и грешен - люблю ходить в одиночку, чтобы хоть какое-то время ни за кого не отвечать.

До пещеры минут двадцать ходу, а еще через час я держал "Зенит" в руках. Хорошая камера. Влетело бы за нее парню по первое число... Мало не показалось бы. Укладываю фотоаппарат в сумку и проскальзываю через "Прокатный стан" и "Барьер неизвестности" в лабиринт "Морское дно". Вот здесь все и произошло.

Метрах в восьмидесяти от "Барьера" мой ход пересекла широкая красная тропа. Но ведь ее не было, когда я двадцать минут назад проходил этим лабиринтом в глубь пещеры! Тропа, будто подсыпанная толченым кирпичом, уходила поперек хода в тупиковую галерею. Очень любопытно: куда она ведет? Сворачиваю в галерею, прохожу метров сорок. Так и есть: тропа уходит в стену. Иду в обратную сторону, прошел метров семьдесят - опять стена. А где, кстати, тот ход, по которому я попал на тропу? Ход исчез. Слева и справа только вертикальные стены, уходящие очень круто вверх и смыкающиеся где-то очень высоко.

Влип! Холодный пот тонкой жгучей струйкой потек по спине. Вспомнилось сразу все: и предупреждение бывалого Гены, и страшные рассказы о Белом спелеологе... А где-то водится и Черный...

Я метался по галере, заползал в какие-то щели, поднимался в распор по каминам к потолку. Никаких ответвлений и даже следов человека не нашел. Только красная тропа, выходящая из одной стены и исчезающая в другой. Но каким образом я попал сюда? Жуть какая -то... Стоп! Кончай суетиться. Надо обдумать ситуацию. Безвыходных положений не бывает. Я попытался успокоить дыхание и сосредоточиться.

Именно в этот момент я и услышал шаги. Мерные, тяжелые, приближающиеся. Было слышно, как хрустит кирпичный щебень под ногами. Как там говорил Гена: "Прижмись к стене и закрой глаза".

Я прижался к стене поплотней, так, что почувствовал все неровности сквозь комбинезон и свитер, зажмурил глаза и стал ждать. Шаги все ближе и ближе, кто-то подошел ко мне и остановился. Запахло озоном и еще чем-то незнакомым.

- Открой глаза, парень! Открой глаза! Или ты трусишь?

Именно такие слова мне в те годы и надо было сказать, чтобы я открыл глаза. До сих пор не могу себе простить, но я сделал это и перестал быть собой.

Я стоял на опушке букового леса в молодом, хорошо ухоженном парке. От меня к двухэтажному белому дому с колоннами вела дорожка, усыпанная щебнем красного кирпича. Мне было пятнадцать лет и звали меня Николой. Одет я в бархатный камзол, короткие замшевые штаны, белые чулки и тяжелые, окантованные серебром кожаные туфли. Метрах в трехстах от меня стояли хозяин - господин Мишель, да хозяйка - госпожа Натали, одетые во все белое.

- Ты задержался, - мягко упрекнула меня хозяйка, - дождь вот-вот начнется.

- Простите меня, госпожа. Орыся ушла вчера к матери в село, а я еще плохо знаю ваш гардероб.

- Иди к себе, Николя, - сказал хозяин, - и подготовься, вечерню будем править в пещерной церкви.

Я низко поклонился и побежал в людскую. Отбрехался! Подумаешь - дождь. Не сахарные! А на кухне свежину жарят. Подчеревины кусок мне выделили изрядный. У нас среди дворни говорят: "Если везде поспевать - сыт не будешь!"

Вечерня в пещерной церкви меня не обрадовала. Для хозяев это означало оказать уважение гостю, а нам, слугам, обещало большие заботы. После вечерни в трапезном зале хозяева обычно дают банкет, на котором прислуживать придется мне. А что я в той пещере не видел?

Уже с утра дед Степан с конюшим сколачивают в трапезном зале стол и скамейки из ореховых досок. Обычно этот разборной стол хранится в каретной и в пещеру выносится только по случаю.

Мое дело - получить в буфетной серебряную посуду, подсвечники и скатерть. Шампанское и закуски принесут в пещеру дворецкий и лакеи. Потом они уйдут, а прислуживать буду только я. Так пожелал гость.

Пещера была гордостью хозяина. Еще его дед соорудил в ней часовню. От входа к часовне вела тропка, петляющая в лабиринтах, иногда поднимаясь ступеньками по завалам под самый потолок, иногда ныряя по прокопанным коридорчикам под низко нависающие своды. Тропка вела к церкви и далее к трапезной, где и кончалась. С тропы сходить было страшно, да и опасно. Кое-где в лабиринтах прятались колодцы без дна и галереи без выходов. Там жили пещерный ветер и Черный человек. Тот, кто сворачивал с тропы, мог не вернуться назад. Я никогда не забуду, как в прошлый сочельник зашел не в тот проход и в свете факела увидел на полу пещеры скелет. Раздробленная кисть его правой руки была зажата между челюстей. Смерть человека была страшной. Я вернулся на тропу и поклялся всеми святыми с нее не сходить. Никогда!

Гость у хозяев был долгожданным. Они не виделись лет десять - с юности. Барон Пауль фон Грундберг долго пропадал где-то в южных краях и вернулся с большими деньгами. Сегодня - его первый визит к старым друзьям.

Когда я добрался с корзиной посуды до трапезной, служба в пещерной церкви уже началась.

Застелив стол скатертью, вышитой крестиком, я расставил подсвечники, зажег свечи, протер фужеры и разложил приборы. Едва успел застелить скамейки рушниками, как пришел пыхтящий от натуги дворецкий с лакеями, груженные бутылками и закусками. Обругав всех и вся, дворецкий отправил лакеев к... и стал наставлять меня, как лучше услужить господам. По его недовольному лицу чувствовалось, что эти романтические панские развлечения ему непонятны. Ведь есть возможность выпить и закусить в доме. Что же еще выдумывать?

Только успели все подготовить, как, присвечивая себе факелами, явились господа, одетые в охотничье и очень веселые. Дворецкий тут же исчез, чтобы не получить еще каких-либо распоряжений, а господа расселись вокруг стола. Я открыл шампанское и налил в бокалы.

Хозяйка пила мало и ела тоже чуть-чуть, больше говорила. А мужчины приложились по-божески и только после этого приступили к воспоминаниям.

- Помнишь, Пауль, - спросил хозяин, - когда ты первый раз приехал к нам в имение, мой пони укусил тебя за плечо?

- Помню. Как же не помнить. Я его так после этого по носу тростью двинул, что жеребец чуть не подох, - захихикал, вытирая салфеткой узкие блеклые губы, барон.

Чувствовалась в этом длинном господине какая-то опасность и черная недоброжелательность. У меня на такое нюх.

- Ну и зря, - поморщился и недовольно возразил господин Мишель, - лошадь просто хотела познакомиться.

- Черт его знает, что на самом деле этот пони хотел. На всякий случай я всегда такой отпор даю, чтобы не повадно было. Это хорошо, когда тебя боятся.

- Ну что же в этом хорошего? - возразила хозяйка. - Не страхом и болью живет божье создание, а любовью и надеждой.

За столом сложилась какая-то неловкость и, чтобы рассеять ее, хозяин перевел беседу на другую тему:

- Должен тебе сообщить, что у нас в прошлом году в пещере открылся старинный колодец и совсем, кстати, недалеко от сюда. Там внизу обнаружилась гробница с останками какого-то первобытного вождя, его оружие, украшения и дары. На стенах сохранились великолепные фрески. Я приказал ничего не трогать и посещаю этот колодец только с близкими друзьями.

- Ты обязан показать этот колодец Паулю, - залепетала госпожа Натали, - там очень интересно. Ему понравится, ведь Пауль у нас романтик!

- Зачем же откладывать? - вставил свое и гость. - Идем прямо сейчас.

Господа разогрелись вином и теперь полезут в этот жуткий колодец? Вот не повезло! Это дело может протянуться до утра. Им весело, а мне опять не выспаться. Хозяин откуда-то из-за угла вытащил веревочную лестницу, пару железных костылей и топор. Гость зажег два факела, вручил один госпоже Натали, другой взял сам - и вся компания с шумом и смехом удалилась.

Убедившись, что господа отошли достаточно далеко, я налил себе шампанского. Что в нем хорошего? Одни пузыри. Мадера понравилась мне гораздо больше, а вот ром, пожалуй, крепковат. Виноград - это вкусно, достается он мне нечасто. Шоколадные конфеты - просто замечательны! Но вот что господа находят в рыбьей икре - не пойму. Слишком соленая, как для меня.

Перекусив, я слегка захмелел, взял свечу и пошел искать хозяев, чтобы спросить, когда мне можно уйти спать. Они оказались совсем недалеко, на полпути к пещерной церкви. Их хорошо было видно с тропы. На краю колодца, выложенного каменным брусом, в трещину был вбит железный костыль с проушиной, на нем висела лестница из пеньковых веревок и буковых дощечек, сделанная конюхом по заказу хозяина. Два факела горели в железных кольцах на стенах.

Хозяина на площадке перед колодцем не было. Он уже спускался по лестнице. А господин Пауль и хозяйка оживленно разговаривали. Лучше бы мне не слыхать этой беседы!

- Натали, когда ты вышла замуж за Мишеля, я бросил все и уехал в Новый Свет. Это была ошибка. Я должен был бороться за тебя до конца. Теперь я вернулся, я богат и намерен забрать тебя с собой в Алабаму. Моим владениям нужна красивая хозяйка. Нас ждут корабль и мои головорезы. Ты должна решиться, не откладывая надолго. В Европе мне тесно.

- Но это невозможно, Пауль! Будь благоразумен. Я люблю Мишеля и могу быть тебе только другом.

- Другом, - саркастически усмехнулся господин Пауль. - Нет, дорогая, ты будешь принадлежать мне или никому! Видишь топор? Я сейчас перерублю веревки - и твой муженек упадет в колодец, если ты не решишься сейчас же уехать со мной.

- Ты не сделаешь этого!.. - всполошилась госпожа Натали и схватила своими лощеными ручками за руку, сжимающую топор. - Ведь это твой друг!

- Хорош дружок. Увел у меня невесту. Такие друзья у нас в Алабаме долго не живут.

Барон грубо оттолкнул госпожу к стене, высоко поднял топор и перерубил одну из веревок. Лестница перекосилась и из колодца раздался испуганный возглас.

- Нет, нет, нет! - лепетала лишившаяся от ужаса сил, белая как мел женщина.

Господин Пауль перерубил вторую веревку. Ужасный крик высоко всплеснул и оборвался. Из колодца донесся звук упавшего с большой высоты тела.

Господин Пауль ударил хозяйку топором по голове. Очень ловко ударил. Голова раскололась на две совершенно равные половинки, и мозги женщины, мгновенно окрасившиеся кровью в багровый цвет, вывалились барону на грудь. Господин Пауль высоко поднял безжизненное окровавленное тело и бросил в колодец.

Вот это да! Будет, что рассказать на кухне! С господами не соскучишься! То ходят, как на ходулях, и говорят, как неживые, то топором размахивают налево и направо. Как бы самому обухом по голове не получить. Эх, раньше бы мне эта мысль в голову пришла!

Барон обернулся ко мне и поманил пальцем. Я бросился бежать от этого кровавого местечка, но убийца догнал меня в три прыжка и схватил за шиворот.

Я успел выдернуть из кольца факел и ткнул ему в лицо. Он дико закричал, протащил меня волоком по полу пещеры, поднял над головой и бросил в колодец.

Я падал бесконечно долго. Каменные стены колодца пролетали мимо меня, освещаемые факелом, который я так и не выпустил из рук, охваченный страхом смерти.

Прежде чем удариться о дно, я успел закрыть глаза и вдруг осознал, что стою на красной тропе, прижавшись спиной к стене.

- Открой глаза, парень. Или ты трусишь? - вкрадчиво спросил меня знакомый голос, но липкий страх лишил меня мужества, и я крепко сжимал веки, пока призрак не ушел, а шаги его не стихли за поворотом.

Еще минуту я держался, но потом силы покинули меня, и я сполз по стене на пол пещеры. Подо мной была сырая глина с редкими мелкими камешками.

Когда я собрался с силами, открыл глаза и осмотрелся, то нашел себя на знакомом перекрестке около "Барьера неизвестности". Отсюда до выхода - всего минут тридцать ходу, если опять не выйду на красную тропу.

Когда я вышел из пещеры на поверхность, занималось раннее утро. В лагере уже копошился народ, укладывая рюкзаки. Завхоз Людка по прозвищу Змея выдавала продукты на завтрак, скандально покрикивая на дежурных. Я залпом выпил две кружки холодного вчерашнего чая, разыскал Костика, отдал фотоаппарат и снял каску.

Костик бережно принял аппарат, обтер чехол рукавом, поднял на меня глаза и вдруг испуганно вскрикнул.

- Очень может быть, Костя. В полнолуние, если встретишь в пещере КРАСНУЮ ТРОПУ, беги оттуда как можно быстрее. Сумеешь убежать - твое счастье. А если не удастся, прижмись спиной к стене, зажмурь глаза и не открывай, пока ОН не уйдет.