Что ни говори, иммигранты наши - бесстрашный народ. Не всякий может так, запросто, собрать свои ничтожные пожитки и ринуться с насиженного места в незнакомый и непонятный мир. А потом ещё выжить в этом мире. И не просто выжить, а преуспеть - да как преуспеть! Я знал одного. На вид хилый, глаза мутноватые, а у самого двенадцать домов: по дому на каждый месяц года. Плюс семь лексусов: по лексусу на каждый день недели.

Но сейчас речь не об этом. А о том, что есть всё-таки одна вещь, которой боятся наши отважные иммигранты. Вы не поверите: они боятся себе подобных. Правда. Если такой иммигрант услышит на улице русскую речь, он, бедняга, сразу ринется на другую сторону улицы, чтобы кто-нибудь, не дай бог, не заподозрил, будто он эту речь понимает.

Признаюсь честно, я никогда не разделял этой глупой и совершенно необоснованной боязни. Но вот недавно произошла история, которая поколебала моё высокомерие. 

Началось с того, что жена мне говорит:

            - Что-то больно жарко и душно стало. Может, съездим в "Маршалс", чтобы дома кондиционер зря не гонять? Заодно я, может, юбочку себе присмотрю или, там, лифчик. Да и тебе, глядишь, что-нибудь на сейле найдётся.

            Честно говоря, мне этот "Маршалс" и все её юбочки до лифчика. Но, чтобы не омрачать нашу счастливую семейную жизнь, я таких рискованных заявлений не делаю, а наоборот, надеваю ботинки, и мы едем в "Маршалс". И там разгуливаем в чистоте и прохладе, время от времени примеряя что-нибудь такое элегантное по сниженной цене. Я говорю жене:

- Посмотри, дорогая, на этот замечательный пиджачок...

И тут я осекаюсь, потому что жена хватает меня за рукав, делает большие глаза и прикладывает палец к губам.

            - Тихо! - шепчет она. - Русские!  

            И показывает глазами в сторону. А там, в стороне, действительно бродит пара, громко говорящая по-русски: этакая полноватая дама средних лет с плюсом и с ней угрюмый мужчина в светлой рубашке с закатанными рукавами и такого же недвусмысленного возраста. Не иначе, как тоже на кондиционере воздуха экономят, а может, и правда понадобилась им какая-нибудь юбочка. Но только слоняются они по магазину вольготно, как у себя на даче, и во всё горло разговаривают на своём иностранном языке, как будто их никто не понимает. 

Тут мы с женой, конечно, умолкаем и делаем такие абстрактные, безмятежные, полностью американские лица. И глядим по сторонам, куда попало, но только не на ту сволочную пару. А она тем временем движется в нашем направлении, и полноватая дамочка говорит своему спутнику:

            - Правда, Коля, эта кофточка подойдёт к моей синей юбочке?

            На что Коля, не глядя на кофточку, грубо отвечает:

            - Как же, подойдёт она тебе с такой-то задницей.

            А женщина говорит:

            - Ах, ничего вы, мужчины, не понимаете. Лучше я посоветуюсь с женщиной. Женщина мне врать не станет, тем более американка.  

            И с улыбкой обращается к моей жене на своём жутком английском:

            - Извините, пожалуйста, как вам кажется, эта кофточка подойдёт к моей синей юбке?

            На что моя жена отвечает на таком же, если не хуже, ухабистом английском, но с полным соблюдением грамматики:

            - Да, мне кажется, эта кофточка подойдёт к вашей синей юбке.

            И конечно, тоже улыбается, чтобы показать, что она и есть настоящая американка.

            Дамочка довольна прямо до колик, что настоящая американка так хорошо её понимает. Она ещё размашистей улыбается и говорит:

            - А как вам, пожалуйста, не кажется ли, извините, что вон та кофточка обязательно, спасибо, может подойти к моему зелёному платью?

            Тут у моей жены прямо скулы свело от улыбки. Она, совсем одурев от удовольствия, что её принимают за настоящую американку, говорит:

            - Ах, что вы, конечно, мне, пожалуйста, кажется, будто обязательно, спасибо, та кофточка может подойти к вашему зелёному платью.

            Дамочка, продолжая сиять, как стосвечовая лампочка, поворачивается к своему спутнику и говорит:

            - Видишь, Коля...

            Но тут Коля быстро закрывает ей рот своей широкой ладонью и что-то шепчет. Что именно - не слышно, но по губам видно, что шепчет:

            - Молчи, дура! Это русские!

            И дамочка - дура дурой, а соображает - поворачивается к моей жене и продолжает с ней этот светский улыбчатый разговор про кофточку на так называемом английском. И каждая прямо изнемогает от гордости, что её принимают за настоящую американку.       

             А мы с Колей молчим, иногда поглядывая друг на друга. И тут мне начинает казаться, что я где-то видел эту угрюмую физиономию. Не могу вспомнить, где, но точно видел. А он, глядя на меня в упор, говорит вполголоса, без малейшей улыбки:

            - Что, не узнаёшь?

            Тут я не сплоховал и отвечаю:

- А как же!  Конечно, узнаю, Коля!

Услышав это, наши дамы умолкли, посерели лицом, и улыбки их как ветром сдуло. Правда, они недолго молчали, а потом снова принялись щебетать, но уже по-русски и без этих идиотских улыбок. А Коля говорит:

- Я, - говорит, - сразу понял, что это ты. Но кто ты такой и откуда я тебя знаю - убей бог, - не помню.

Я обрадовался и говорю:

- И я не помню. Может, мы у Лифшица встречались?

Коля тоже обрадовался, даже подобрел.

- Точно, - говорит, - у Лифшица! Помню, перцовую пили.

- Правильно! - говорю я. - Солёными маслятами закусывали.

- Конечно, - радуется Коля. - Помню, ещё сын Лифшица тогда перепил и в бассейн свалился.

- Подожди, - говорю я. - У Лифшица, по-моему, не сын, а дочь. И никакого бассейна у него нет. 

Коля обижается:

-Ты что мне мозги полощешь? Конечно, есть - и сын, и бассейн. Как зовут твоего Лифшица?

- Володя.

- Понятно. Значит, не тот Лифшиц.

- Это бывает, - соглашаюсь я. - Не всякий Лифшиц - Лифшиц.

- Знаешь, это хорошо, что не тот, - говорит Коля. - Тот Лифшиц - жуткая сволочь. Просто скотина, а не Лифшиц. Он с моим другом был партнёром по бизнесу. Ободрал его как липку и сам же на него в суд подал. Я этого Лифшица...

            Тут наши женщины вдруг умолкают, а Колина жена тычет своего супруга под дых и шепчет:

            - Тихо! Русские!

            И правда, движется в нашем направлении ярко выраженная русскоговорящая пара: невзрачный худощавый мужичок и с ним бабёнка еще более неприметной наружности. Мы все, конечно, делаем безразличные лица и начинаем смотреть по сторонам. А невзрачный мужичок, поравнявшись с нами, вдруг хватает меня за рукав и говорит:

            - Не узнаёшь, что ли?

            Я смотрю на него и думаю про себя: до чего мерзкая физиономия!  Не иначе, мы где-то встречались. Я говорю:

            - Как же, как же!  Конечно, узнаю! Коля, а ты узнаёшь?

            Коля молчит и смотрит в сторону. А жена невзрачного говорит:

- Ну ладно, Боря, пошли.

Я говорю:

- Извини, узнать-то я узнал, но не могу вспомнить, где мы встречались.

- И я не могу, - признаётся худощавый. А жена его говорит:

- Ладно, Боря, пошли уже.

- Ладно, - говорит худощавый. - Созвонимся. Пока.

Они уходят, а Коля долго смотрит им вслед, и его угрюмое зеркало души становится ещё мрачнее. Он шепчет:

            - Знаешь, кто это? Это Лифшиц. Тот самый, который моего друга наколол. И ещё по магазинам ходит, скотина.

            - Вот негодяй! - соглашаюсь я. - И что твой друг сделал?

            - Сам знаешь, что в таких случаях делают. Он его заказал.

            - Чего?

            - Чё-чё - через плечо, - говорит Коля. - Заказ сделал, чтобы этого Лифшица - того... На встречу с прабабушкой. Понял? Ну - шпокнуть. Замочить, в общем. Но этот Лифшиц, скотина, как чувствовал, переехал в другой город. И номер телефона поменял. Что за народ! С ним по-человечески, а он тебе такую подлянку подстраивает. Но мы его найдём, пусть не волнуется.

            Тут я чувствую лёгкий приступ тошноты. И, наверно, бледнею, потому что Коля, внимательно посмотрев на меня, говорит:

            - Ладно, ладно, не психуй. А не то получишь бонус, - Коля смеётся, радуясь своей шутке. - И вообще, забудь, что я сказал, понял? Ты ничего не слышал, ничего не знаешь, понял? А то знаешь, что бывает с теми, кто много знает?

            - Знаю, знаю, - торопливо заверяю я Колю. - То есть, наоборот, не знаю. В общем, знаю, что ничего не знаю. Память у меня, знаешь, совсем никудышная.

            - Это хорошо, молодец, - одобряет Коля. - Ну ладно, нам пора.

            Я с ужасом наблюдаю, как моя жена обменивается номерами телефонов с Колиной женой, но уже ничего не могу сделать. Мы покидаем проклятый "Маршалс" с его юбочками и лифчиками и идём к машине. Когда я уже пристегнулся, но ещё не завёл машину, рядом со мной за окном вдруг появляется тощая фигура негодяя Лифшица. 

            - Привет, - говорит он. - Теперь вспомнил, где мы встречались?

            - Нет, извини.

            - Ничего, я тоже не вспомнил, - великодушно говорит Лифшиц. - Но это неважно. Ты знаешь, с кем ты сейчас разговаривал?

            - Ну, с Колей.

            - Это же бандит. Самый главный мафиозо. Убийца. Его весь Бруклин знает. Он по заказам работает.

            - Ага, - говорю я и снова чувствую легкое помутнение в организме. - А как он... это... на что он принимает заказы?

            - Не на что, а на кого, - говорит всезнающий Лифшиц. - За кого заплатят, на того и принимает.

            - Это что, его... м-м-м... постоянная работа? Или хобби?

            - Это ты у него спроси, - говорит Лифшиц. - А ты-то сам чем занимаешься?

            - Чем все. Я программист.

            - Хорошее дело, - одобряет Лифшиц. - А я - сток-брокер. Стоки продаю. Позвони мне, я тебе такой дил устрою, сразу разбогатеешь.

            Он сует мне в карман свою карточку и галантно исчезает. 

            Мы возвращаемся домой. Я перевожу дух и, на всякий случай, запираю все двери в доме. Потом заставляю жену поклясться, что она никогда больше не повезёт меня в "Маршалс". Тут звонит телефон.

            - Привет, - говорит мужской голос. - Узнаёшь?  Это я, Коля. Мы сегодня в "Маршалсе" встречались.

            - А, Коля! - радостно говорю я спёртым голосом. - Наконец-то! Что-то давно ты не звонил.

            - Дай мне телефон Лифшица, - говорит Коля, не разделяя моей радости.

            - Какого Лифшица? - говорю я фальшиво.

            - Того самого. Которого мы сегодня в "Маршалсе" видели.

            - Ах, Лифшица? Ну да, конечно. У меня, Коля, нет его телефона.

            Коля некоторое время молчит, а потом говорит медленно и безо всяких интонаций:

            - Ты что, сука, мне мозги пудришь? Я сам видел, как он тебе карточку в карман сунул. 

            Я покрываюсь холодным потом и ласково блею в телефон:

            - Правда, Коля?  А я и не заметил.  Сейчас, Коля, я поищу в карманах. Ой, что-то не нахожу. Ты не помнишь, Коля, в какой карман он её положил? В пиджак? Ты не помнишь, в каком пиджаке я был? Может, я тебе перезвоню?

            - Слушай, ты, - говорит Коля. - Мне некогда с тобой в кошки-мышки играть. Даю тебе сутки. Я позвоню завтра в это время. И ты держи телефон Лифшица наготове, понял? Если у меня не будет телефона Лифшица, то учти, что у меня есть твой телефон. 

            - Хорошо, хорошо, Коля! - говорю я, захлёбываясь от радости. - Конечно, Коля! Сутки - это очень хорошо, Коля! Звони, не забывай! 

            Я кладу трубку и смотрю на жену. Она смотрит на меня. Мы смотрим друг на друга так, как будто видимся в последний раз в жизни.

            - Дорогая, не хочешь переехать в Южную Каролину? - говорю я.

            - Конечно, хочу, - говорит жена. - Я всегда мечтала о Южной Каролине. А ещё лучше - в Северную Дакоту. Когда переезжаем?

            - Не будем спешить, - говорю я. - У нас есть целые сутки.