В середине 70-х наступило время, когда не обсуждать эмиграцию вслух стало невозможно. Казалось, что уезжали или, по крайней мере, собирались уезжать, все знакомые и родственники. Тогда же появился и анекдот ? два еврея на улице о чем-то оживленно разговаривают. К ним подходит третий и сходу говорит: "Я не знаю, о чём вы говорите, но ехать надо!"

            Еврейская община была встревожена разговорами о том, кто, куда, и почему именно туда уезжает. Вселяющие страх рассказы о бесчинствах ОВИРа (Отдел Виз и Регистрации) и таможни перемежались со сплетнями о том, "что хорошо идёт" в Италии. Но все же у каждого были друзья, приятели и даже родственники, которые не собирались никуда ехать. Некоторые из таковых нас презирали, другие нам завидовали, а третьи ? упрекали и позорили. Лишь очень немногие за нас радовались.

            Витя Б. приехал в Ленинград из Украины учиться "на художника" в Мухинке, как тогда назывался художественный институт имени Мухиной. Женившись на Галинке, тоже студентке этого заведения, он стал ленинградцем, то есть получил ленинградскую прописку. Впрочем, таким же образом и я стал "питерским". Познакомились мы через наших жён, подружек по несчастью, которые лечились от одинакового недуга у одного врача. Мы все вскоре подружились и стали часто встречаться то у нас, то у них.

            Витя тогда работал карикатуристом в солидной газете, а я только начинал свою карьеру как режиссер эстрады. У нас с Витей было много общего. Частично потому, что мы оба как бы занимались искусством, а также по причине эквивалентности чувства юмора. А еще нас сближало положительное отношение к вопросу, выражаясь словами И. Бабеля, "об выпить рюмку водки".

            Встречались мы за столом частенько, но обязательно по какому-либо поводу. А поводов в наши молодые годы всегда хватало. Иногда мы ездили в пригород, где у родителей Галинки был домик с маленьким участком, на котором они выращивали зелень и овощи. Учитывая постоянную нехватку основных продуктов питания, этот огородик был райским уголком. Я с удовольствием ездил туда, чтобы побыть на природе и, заодно, удовлетворить свойственную горожанам тягу покопаться в земле. К тому же, Галины родители, милые и приветливые люди, относились ко мне, как к родному сыну.

            В эти редкие наезды мы с Витей любили уходить в ближний лес "по грибы", и проводили там несколько часов, нарабатывая аппетит. Развлекались в лесу тем, что мы с ним там громко пели. Вите, украинцу по национальности, сам Бог велел "спиваты", а я ему просто подпевал. Возвращались мы домой голодными и с уставшими голосовыми связками.

            А там нас уже ждал грандиозный обед, сдобренный свежими овощами из собственного огорода и облагороженный запотевшей бутылкой водки из холодильника. Тесть Вити вообще-то не пил -- здоровье не позволяло. Он наливал себе небольшую рюмочку коньяка из укромной бутылочки и выпивал с нами с первым тостом. 

            В такие минуты, в кругу интересных и обаятельных людей, жизнь казалась "прекрасной и удивительной", но... ехать было надо! И вот я приступил к процессу оформления документов. Многие мои друзья и родственники уже успели пройти этот этап, а некоторые даже и поведать об этом в письмах "оттуда". Своим поступком я не желал никого подводить. В те времена предателями родины клеймили не только тех, кто уезжал, но и их близких, и даже руководителей организаций, в которых такие "изгои" работали. Чтобы избежать неприятностей, я сразу уволился с моей основной работы. Чуть позднее ушел с моих "халтур" и, наконец, начал оповещать друзей об отъезде.

            Среди прочих моих друзей, я сообщил о своем решении и Вите с Галей. Помню, они очень расстроились, но я пообещал, что перестану с ними встречаться, чтобы не компрометировать их семью. Витя был членом партии, и я опасался стать причиной его возможных неприятностей. Я попросил лишь об одном - устроить встречу в их загородном домике, чтобы попрощаться с родителями Гали. На эту встречу я прихватил с собой бутылку марочного армянского коньяка, которую я достал по знакомству. По прибытию на дачу, я поставил бутылку на стол и забыл про неё.

            Прошли годы. В Америку я уехал один и много лет не имел возможности видеться не только с моими друзьями, но и с моими родителями, с сестрой и сыном. Все они продолжали жить за железным занавесом. При выезде из совка у эмигрантов, в наказание за предательство, в обязательном порядке отбирали гражданство. Но самое смешное, что за это взимали 500 рублей, деньги, немалые по тем временам. В том-то и было наказание. Мол, с паршивой овцы хоть шерсти клок.

            Но вот наступила "перестройка" и с ней пришло милостивое разрешение бывшим гражданам СССР приезжать в качестве туристов в страну, где они родились. Естественно, за въездную визу надо было опять платить. Оказалось, что "паршивую овцу" можно не только стричь, но и доить, и не раз. Я, наверное, был один из первых, который этим разрешением воспользовался. Очень хотелось повидаться с родными и друзьями, да и посмотреть на совок "глазами иностранца" обещало быть забавным. Побывать в Ленинграде в этот приезд мне не удалось. Прошло еще несколько лет, пока мне предоставилась оказия приехать в Питер.

            Я позвонил Вите, почти не сомневаясь, что номер телефона не изменился. Звонил я из уличного автомата по старой конспираторской привычке. Помню, очень волновался по поводу того, как будет принят мой звонок. Витя узнал меня по голосу и был искренне рад моему "явлению" народу. А так как стояло лето, и родители Гали были на даче, решено было встретиться именно там. Оказалось, что меня часто вспоминали в этой замечательной семье. Верю, что это помогло мне преодолеть трудные условия жизни эмигранта в далекой Америке. Когда настоящие друзья в разлуке продолжают желать тебе добра, Богу не остаётся ничего, как только выполнять их желания.

            По традиции, мы сели за стол. Отец Гали вышел на минутку и вернулся в столовую с закупоренной бутылкой коньяка в руках. Это оказалось та самая бутылка армянского конька, которую я принес лет десять назад на наш прощальный вечер. "Узнаешь?" ? спросил Галин отец. В ответ у меня навернулись слезы. - "Я знал, что мы обязательно встретимся с тобой и вот... хранил все эти 10 лет," ? сказал он.

            Армянский коньяк считается одним из лучших в мире напитков. Говорят, Уинстон Черчилль предпочитал армянский лучшим маркам французских коньяков. По некоторым слухам, снабжал его этим коньяком сам товарищ Сталин. Также известно, качество коньяка улучшается с каждым годом выдержки в специальных дубовых бочках. Но при этом, выдержка коньяка в бочке более 70 лет уже не влияет на его характер, и изменения, происходящие с ним, незначительны.

            По-видимому, подобный процесс происходит и во взаимоотношениях людей. С той лишь разницей, что протяженность человеческой жизни в среднем едва ли достигает 70-ти лет. Так что 10 лет человеческой жизни - достаточно долгий срок, чтобы проверить на выдержку настоящую дружбу.