| |
КУЛЬТУРНОЕ УЩЕЛЬЕ
В английском языке есть выражение culture gap. В буквальном переводе, это "культурная щель", иначе - культурный зазор, пробел, разрыв и т.п. В общем, такое различие в культурах, которое не позволяет людям, выросшим в разных странах, понять друг друга. Если вы, дорогой читатель, иммигрант из России или, не дай Бог, из Советского Союза, вам это не надо объяснять. Мы с вами это хорошо знаем на собственном мучительном опыте. Считается, что культурный зазор преодолим. Что мы всегда можем столковаться с американцами, израильтянами, немцами, канадцами, и даже, наверно, с китайцами. Надо только, чтобы стороны проявляли дружеское терпение и взаимную симпатию. И тогда можно перешагнуть эту проклятую щель и с восторгом проникнуть в культуры друг друга. Я тоже раньше так думал. И прожив в Америке большую часть жизни, не сомневался, что моя иммигрантская проблема культурной ассимиляции давно преодолена и забыта. Но однажды эта уверенность предательски пошатнулась. Причиной того стал совершенно пустяковый эпизод, и даже не эпизод, а просто разговор со старыми друзьями, о котором я сейчас случайно вспомнил. Но давайте с начала. Началом послужил юбилейный банкет по поводу моего дня рождения. Мне исполнилось что-то такое внушительное с окончанием на ноль. Как вы знаете, дни рождения с окончанием на ноль принято пышно праздновать. Мой банкет удался на славу. Как полагается, гремели тосты в мою честь и, конечно же, извергался нескончаемый водопад стихов в мою честь, поскольку наш брат иммигрант горазд на рифмоплётство. И всё это, признаюсь, было несправедливо по отношению к моим американским гостям, коих присутствовало значительное количество. Они выслушивали эти русскоязычные потоки остроумия с растерянными лицами и при каждом взрыве хохота переглядывались друг с другом и тускнели. Я тоже не сплоховал и сочинил стих. Он был адресован моей маме. Тогда она была ещё жива, присутствовала на банкете и вместе со всеми хохотала, хлопала в ладоши и произносила тосты, хотя ей было уже под девяносто. Чувство юмора ей никогда не изменяло, так что моё стихотворение она приняла с восторгом. Стихотворение начиналось так: Спасибо, мать, что родила, Что, организма не жалея, На свет меня произвела, Простого русского еврея!
Эта первая строфа была встречена смехом и аплодисментами, что, конечно, повергло моих англоязычных гостей в уныние. А тут, как назло, последовала вторая строфа, вызвавшая ещё более бурную реакцию среди русскоязычных гостей и ещё большее расстройство среди американцев: Спасибо, мать, что в те года, Когда меня в себе носила, Ты всё снесла, хотя тогда Тебя, наверно, мной тошнило. Я не буду приводить стихотворения полностью. Оно довольно длинное и носит несколько личный характер. Скажу только, что оно было принято с ликованием, хотя сам я не отношу его к числу моих лучших камерных сочинений для друзей и родственников. На следующий день после банкета меня посетили мои соседи и старые друзья Арни и Вельма. Это были такие близкие друзья, что мы запросто заходили друг к другу без звонка, что в Америке считается недопустимым. Наши дома были рядом, забора между нами не было, и мы ходили друг к другу дворами, прямо по траве, не выходя на улицу. Арни и Вельма, конечно, участвовали во вчерашнем банкете и теперь заскочили, чтобы выразить благодарность и восхищение. - Кстати, - сказал Арни, - мне кажется, ты написал очень смешное стихотворение, потому что твои гости прямо умирали от хохота. Не мог бы ты перевести его нам или, хотя бы, просто рассказать, о чём оно? - С удовольствием, - ответил я. - Это стихотворение посвящено моей маме. Давайте прямо по строчкам. Значит, так. Спасибо, мать, что родила... Thank you, mother, for giving me birth. - Спасибо за что? - не поняла Вельма. - За то, что она меня родила. Я благодарю свою мать за то, что она подарила мне жизнь. - Странно, - сказала Вельма. - Разве это не её биологическая миссия? - Ну почему странно, солнышко? - вмешался Арни. - Я как раз понимаю, что это даже может быть смешно. Алекс благодарит свою мать за своё рождение. Она ведь могла сделать аборт. Ха-ха-ха. - Дальше, - сказал я. - Что организма не жалея, на свет меня произвела, простого русского еврея... That with no concern about your body, you brought into this world me, a simple Russian Jew. Это понятно? - Не совсем, - сказала Вельма. - Что ты имеешь в виду, когда ты говоришь, что она не беспокоилась о своём теле? Почему она должна была беспокоиться? Ты намекаешь на кесарево сечение? - Нет, нет. Просто я хочу сказать, что... знаешь... Наверно, это не так просто - выносить ребёнка. А потом его еще надо родить. И моя мать через всё это прошла. Ради кого? Ради меня. И вот за это я её благодарю. - Конечно, - согласилась Вельма. - Если уж выносила, надо рожать, никуда не денешься. Я помню, когда я была беременна Джейком... - Подожди, солнышко, - перебил Арни. - Про свою беременность ты потом расскажешь. Меня другое интересует. Вот, Алекс, ты говоришь, что она родила еврея. Какое отношение к её родам имеет твоя религия? Я почувствовал, что тонкая трещина взаимонепонимания, возникшая пять минут назад, начала угрожающе раширяться. - Да пожалуй, никакого, - неуверенно промямлил я. - Просто... как бы это объяснить... просто я как бы признаю, что она меня родила. А я как бы еврей. Значит, она родила еврея. - Погоди, здесь что-то не так, - сказала Вельма. - Твоя мать еврейка? - Еврейка. Папа тоже еврей. - Папа тут не причём. - Как это не при чём? - возмутился я. - А кто же тогда при чём? Сосед дядя Вася, что ли? - Папа не при чём, - решительно повторила Вельма. - Главное - мама. Если она еврейка, значит ты тоже еврей, и никого другого она не могла родить. Почему надо говорить, что она родила еврея? - Потому что это смешно. - Что смешного в том, чтобы быть евреем? - спросила Вельма. - Да, что в этом смешного? - повторил Арни. - Вы меня неправильно поняли, - сказал я. - Конечно, нет ничего смешного в том, что я еврей. Это, даже, наоборот, печально. Но у нас, русских, то есть, я хотел сказать, у людей из России слово "еврей" считается смешным. Как только скажешь "еврей", так все хохочут прямо до слёз. Вы сами видели. - Ага, вот в чём дело! - обрадовался Арни. - Теперь понятно, почему они смеялись. Хорошо, что ты объяснил. - Да, - сухо заметила Вельма. - У русских очень тонкое чувство юмора. Давай дальше. - А дальше так, - сказал я, с облегчением возвращаясь к основной теме. - Спасибо, мать, что в те года, когда меня в себе носила, ты всё снесла, хотя тогда тебя, наверно, мной тошнило. Thank you, mother, that at those years, when you were bearing me, you endured... - Стоп, стоп, стоп, - перебила меня Вельма. - Это не правильно. Ты должен сказать "в те месяцы" а не в те года. Детей не носят годами. - Конечно, - сказал я. - Конечно, ты права. Но месяцы тут не при чём. Я говорю, что в те давние годы, когда... - Ты должен сказать "в те месяцы", а не "в те годы", - отрубила Вельма. - Нормальная беременность продолжается девять месяцев. Даже когда я была беременна Джейком... - Не отвлекайся, солнышко, - мягко сказал Арни. - Ах, да пойми же, Вельма... - Я начал чувствовать лёгкое раздражение. - Может быть, я не точно перевёл. Я имею в виду, далёкие, давно прошедшие годы, понимаешь? То есть то время, когда я ещё не родился, а мать меня носила. - Послушай, - сказала Вельма, начиная чуть-чуть выходить из себя. - Не спорь со мной. Я женщина. Ни одна женщина, даже русская, не может вынашивать ребёнка годами. Я сделал глубокий вдох и взял себя в руки. - Конечно, Вельма, - сказал я ласково. - Конечно, ты права. Конечно, я неправильно перевёл. Забудь про года. Это у меня такой корявый английский. На самом деле я написал не "в те года", а "в то далёкое время". - Ну, тогда другое дело, - сказала Вельма с облегчением. - Да, совсем другое дело, - обрадовался Арни. - Я так и знал, что ты написал очень талантливое стихотворение. Молодец. Вообще, русские люди очень талантливые, правда, Вельма? - Да, очень талантливые, - согласилась Вельма. - Помнишь, котик, тот замечательный русский фильм, который мы недавно смотрели? Как он у них называется? Леви...Левинский... Левинзон... - Левиафан? - Да, он самый. Прекрасный фильм. Жаль только, что они главного героя сделали убийцей. - Как? - оторопело выдохнул я. - Он не убийца! В этом весь смысл, что... - Конечно, убийца. Убивает жену из ревности, - разъяснил Арни. - Да нет же! Вы не поняли! Его подставили! Это хозяин города, мэр или кто он там, таким образом от него избавляется, потому что... - Чего тут не понять, - сказала Вельма с явным раздражением. - Конечно, этот мэр города - негодяй, но он тут не причём. Там суд разбирает дело и признаёт главного героя виновным на основании улик. Суд всегда независим. Так что это ты, наверно, ничего не понял. Я почувствовал, что культурная щель разверзлась и оказалась глубоким, непреодолимым ущельем, из которого веяло холодом взаимного отчуждения. Видимо, мои друзья тоже это почувствовали. - Солнышко, нам пора, я забыл свои таблетки, - сказал Арни. Мы расцеловались, не глядя друг на друга. В окно я видел, как они, держась за руки, медленно шли к себе домой, но не через двор, как обычно, а по улице. Похоже, что пропасть между нашими дворами уже нельзя было перешагнуть.
|
|
